История села Мотовилово. Тетрадь 6 (1925 г.)

В субботу, перед радоницей, Ванька залез на колокольню, от колокольного гуда звенит в ушах, кажется, голова наполнена каким-то тяжёлым, вязким грузом. Ванька мечтательно подошёл к восточному окну и стал осматривать причудливую красоту летнего храма. Он заметил на карнизе, притулившись к стене, растёт маленькая берёзка, видимо, ветром занесло сюда зрелое семечко, попало оно во влажное место щели полуразрушенного кирпича, произросло, пустило корни и растёт себе, никому не мешая. Ванька с высоты так же увидал, как сильный ветер, нахлынувший на стоявшую у подножия колокольни ветлу, с остервенением обрушился на нее и сшиб с ветвей старое грачиное гнездо. Гнездо стариковской лохматой шапкой покатилось с дерева, упало на землю. Всполошённые грачи с гвалтом вспорхнули из своих гнёзд и долго беспокойно летали вокруг церкви. Среди отдалённых деревьев и крыш построек Ванька с довольной улыбкой отыскал свой двухэтажный родной дом. Потом он взор свой перевел на озеро. Под действием тепловатой воды, прибывшей из поля от «Рыбакова», лёд на озере кругом пообтаял, образовались большие и широкие закраины. Теперь вся масса иссиня-белого ноздреватого льда, гоняемая ветрами, свободно плавает по озеру из стороны в сторону, обречённо ожидая своего рокового дня, когда он под действием солнца совсем дотает.

Ванька перешёл к северному окну колокольни. Его взору представился вдали лес и приближенное поле, колоритно отличающиеся друг от друга. Перед глазами раскинулся широкий кругозор окрестности: кругом поля, кругом леса, кругом приближенные и отдалённые села. Горизонт за дальними, в просини, лесами и эта вся величественная картина покрыта нежно-голубым куполом неба. Вон в поле табун скота пасется, вон толпы парней и девок, разодетые в разноцветье рубах и сарафанов, идут в лес гулять, а парни помоложе жениховой поры идут в лес не только погулять, а попутно там набрать в кувшин берёзового сока из подсеченной берёзы, а девки лакомятся весенним даром природы, щавелем.

Ванька снова перешёл к восточному окну и устремился взором вдаль. В конце улицы Курмыш он увидел небольшую толпу богоносцев с хоругвью, заканчивающую обход села с пасхальным молебном. Вдали ему представилась пологая брюховина горы с пуповиной-колодцем, а ближе на подбрюшьи, как лонова прорезь, исток «Рыбаков», поросший орешником, ясенем, кленом, а еще ближе, как пояс, полоса «Большой дороги». На взгорье, на обочине большой дороги, одиноко стоит помилованная топором одинокая берёза-старуха. Она стоит в Екатерининских времен, исковерканная молнией и бурей, омытая буйными дождем и градом, придавленная морозами, облупленная и обскоблённая колёсами и осями проезжающих вблизи телег, потяпанная топором немилосердной рукой пахаря, с выжженным дуплом из озорства пастухами, а она устойчиво стоит и караулит поле горделиво. За свои дести лет она много чего перевидала на своем веку. Сколько птиц усаживалось на ее могучих кустах и сколько мелких пташек угнезживалось в ее раскидистой кроне, сколько проезжих людей она перевидела, сколько путников она укрывала своею сенью от проливного дождя и от жгучих солнечных лучей во время дневного зноя. В летнюю пору сколько землепашцев, косцов и жнецов обедало под ее шелестящей листвой, кроной и блаженно отдыхало в ее благодатной тени в час послеобеденного отдохновенья. Вдали за Рыбаковым Ванька заметил толпу мужиков, ходивших по полю и деливших землю по вытям. Еще вчерашним днем пахнул ветерок с южной стороны, прошёл теплый весенний дождичек, прогремел первый гром, разбудивший лягушек и показавший мужикам, что пора делить землю, и пора выезжать в поле, пахать и сеять ранние яровые культуры: овес, вику и горох.

Наступила Радоница, последний день Пасхи. Люди весь день проводили в наслаждении блаженного отдыха и веселья. Иван Федотов, досыта отдохнувший за неделю, в Радоницу не усидел дома, он, озабоченный состоянием озими, решил сходить в поле и осмотреть свои загоны, попутно и подметать их. Будучи в поле, Иван решил так же определить состояние земли: когда можно будет выезжать на пашню. Он с этой целью, нагнувшись, взял горсть земли, помял ее в своих ладонях, из земли получился лоснящийся прозернистостью маслянистый, черный скатыш. Он руки сравнял на высоте своего пупка, разжал пальцы – комок упал на землю и не развалился.

– Еще рановато пахать, земля еще не поспела. Надо подождать денек-другой, а там уж и с Богом! – про себя решил Иван. Обойдя все свои загоны с озимью, подметив их своею метой, он к вечеру вернулся в село. У окна своего дома его встретил сосед Василий Ефимович, спросил:

– Куда это ты ходил? Вроде бы ты, я вижу, усталый?

– Ходил в поле, загоны с озимью проведать. Надо бы давно сходить, а я на Пасхе-то заленился, – ответил Иван.

– Ну и как, озимь еще не пошла в рост?

– Все бы ничего, да у одного загона середина вымокла, вся низина голая, знаешь, там болотина около Ендовина, а так, озимь хорошая. На бугорках, на припёке в рост тронулась – будем с хлебом!

– Год-то, должно быть, будет урожайным?