История села Мотовилово. Тетрадь 6 (1925 г.)

– Не было печали, черти накачали! – про себя подумывал он. Но дело затеяно, на попятную идти не гоже. Тем более, у Осипа к свадьбе было все уже приготовлено, самогона нагнато в достаточном количестве. В город за покупками невесте съезжено, кстати сказать, из города домой Осипу приехать поездом привелось бесплатно: в Арзамасе он нарочно не взял билет, а в дороге с него не спросили. По этому случаю он даже позволил себе радостно улыбнуться, что редко с ним случалось.

Вечером, накануне свадьбы, в домах Кочеврягиных и Батмановых были девичники. Как и обычно, «свахоньки показывали женишков». Под конец девичников пели традиционную песню «На почтовом-то дворе…», а после девичников в доме невесты по не писаному обычаю молодежь собралась на ночлег. На полу на разостланном соломенном войлоке в повалку парни вперемешку с девками расположились ночевать. Огонь погасили. Послышались приглушённые любезные шепоты, потаённые поцелуи, игривый смех, вздохи и возня. Вплоть до самого утра почти никто не спал, надоедливое шушуканье не давало спокою и Осипу. Не спалось и невесте, всю ночь она продумала о том, как ей будет житься в чужой семье с наречённым мужем, а под самое утро она, будя своих подруженек, начала традиционный «плачь невесты», в котором она, по наущению старых баб, с причетами упоминала все то, что ей придётся пережить в новой, неведомой обстановке женской, тяжёлой деревенской жизни.

Утром в день свадьбы перед венчанием прибежала мать Гришки Батманова, Стефанида, к Савельевым с просьбой:

– Чай, одолжите Миньки вашего летнего пиньжака, нашему Гришке повенчаться, штаны-то мы ему купили, а пеньжака не огоревали.

Василий не отказал, сделав услугу, пеньжак Стефаниде выдал. Митьку и Гришку в церкви венчали вместе. После венчания, из церкви молодых провезли на разукрашенных лентами лошадях, запряжённых в телеги и тарантасы. По улице пропылили «поезда», пронзительно прозвенели колокольчики. Вечером во время пира подвыпивший Осип, поднося Митьке очередной стаканчик самогонки, осмелился предупредительно высказать:

– Ты уж гляди, на свадьбе-то не разбудетенься!

Митьке такое назидание тестя не понравилось. Чтоб не придать значения этим щепетильным словам, он решил их залить самогонкой, заесть колбасой, обильно помазав ее горчицей. Свадьба все бы прошла тихо, смирно, но Митька не стерпел. На последнем пиру взбаламутил всех гостей, и пир помрачился. Некоторые гости, недовольные поведением жениха, ушли с пира преждевременно, и на полутрезвом языке стали осуждать Митьку:

– Какой он все же беспокойный человек, буян, одним словом!

– Ему есть в кого, бывало отец-то его не даст спокою никому!

После свадьбы полюбилась Митьке выпивка, хотя и раньше-то он был не против подружиться с самогонкой. Хотя раньше он выпивал изредка, то теперь не против каждый день. В молодых лет вдался в пьянку. Спервоначалу Митька как молодой зять часто бывал в гостях у тестя, а однажды, наугощавшись как следует, до потери сознательности, Митька в доме тестя так расканифолился, что всю свою затаённую обиду на молодую жену высказал тестю и теще, не умолчав и об интимных, своих супружеских отношениях со своей Марьей.

Хотя Митьке особо жаловаться на Марью нечего, ведь он на пиру бил же традиционную тарелку. В чем он обвинял жену, тесть с тещей так и не поняли. Осип слушал, слушал закомыристые слова зятя и, не выдержав, взял Митьку за шиворот и попросил о выходе. Митька сконфуженно подчинился, не сопротивляясь, а на жену затаил непомерную злобу.

– Ну ты и дурашливый! Я таких еще не встречала! – высказала свое недовольство капризным поведением Митьки Марья. Эти слова вконец разозлили его. А Осип, проводив и избавившись от назойливого зятя, облегченно вздохнул:

– Ну и зятек нам угодил! Пустой зубоскал и охальник! Вот напхался на нашу-то шею!

Дурачился Митька по-разному. Для него нет ни что при всех повалить свою жену на солому и бесстыже заголить ей подол. Он всегда был готов ко всяким безобразиям. Митька дурашливо обращался и со своей лошадью. В ночное время запряжёт он своего мерина и прогремит, прогромыхает телегой, гоня лошадь галопом вдоль улицы, пугая спящих людей.       Гнал однажды ночью Митька на лошади с бочкой воды на пожар, второпях угодил колесом в вырытую Осипом около своей избы яму. Колесо распалось, со зла и досады Митька обругал тестя непристойными словами. Как говорится, из чего псы не лакают. Ехал однажды Митька из леса с возом дров. Доехав до Соломенной Горы, его лошадь заупрямилась, вздыбливаясь, топчется на одном месте. Митька и так, и сяк, а она храпит и на дыбы.

– Ты взнуздай лошадь-то, а то при спуске с горы тебе ее не удержать, от воза останутся одни оглобли, – доброжелательно подсказал Митьке подъехавший тоже с возом Иван Федотов.

– Да она и так-то не дойдет, она у меня с норовом, – признался Митька.