– А у нас корова-то больно домовая. Каждый день без встречанья сама домой ходит. Она у нас доморощенная. – с похвалой отозвалась о своей корове Анна.
– Вы как завтра с жнитвом-то? – спросила Анна у Любови.
– Рожь поспела, надо начинать. Я сама-то, пожалуй, дома останусь, у меня ведь вот он, грудной Никишенька-то. Вместо меня, в поле поедет, матушка – свекровь, – пояснила Любовь Михайловна. – Пораньше, завтра, поедут, а обед-то им Ванька в поле отнесёт. У нас вблизи колодезя широченный загон в девять сажен, с него и начнём.
На другой день, спозаранку, семья Савельевых выехала в поле начинать жнитво. В телеге сидели: сам Василий Ефимович, рядом с ним Минька с Санькой, а на другой стороне бабушка Евлинья с Манькой. Выкормленный за ночь Серый, бойко шагал по заросшей буйной травой дороге. Он вдыхая едкий, пресный запах поспевшей ржи изредка всхрапывая, раздувал розовые ноздри, выркал.
В задке телеги, тупо постукивал, укрытый мокрой, с росой накошенной викой, бочёнок с квасом. Звонко перезванивались уложенные на вике, вызубренные серпы.
– Вот он наш загон-то! – оповещая своих жнецов провозгласил Василий, молодцевато, спрыгивая с телеги.
– Ну как, поспела ли? – спросила его старуха-мать.
– Вот гляди! – растирая на ладони тучный колос, с довольной улыбкой, горделиво сказал Василий.
– Откуда начнём? С того ой с этого конца? – советливо обратилась Евлинья к сыну.
– Откуда ветерок оттудова и начнём! – отозвался Василий.
Василий выпрягши лошадь, пустил серого на припрудовую траву, привязав его на верёвке к колу. Серый, с жадностью припал к сочной, пахучей траве.
По заведённому обычаю, жнецы заняв свои места: мужик-хозяин, у правой межи, около его Минька с Санькой, бабушка же, заняла бабью левую межу, рядом с ней встала Манька.
– Ну, в добрый час, с богом! Начинайте! – по старшинству, благословляя, торжественно объявила бабушка Евлинья, знаменательно блеснув, поднятым серпом над головой и врезавшись им в густую стену, колыхающейся на ветру ржи.
Со звонким хрумканьем серпа, подрезала первый захват рукой спелой ржи. Остальные жнецы дружно наклонились над своими серпами и пошла работа, серпы с жамканьем врезались в упруго наклонившуюся стенку ржи. Над головами жнецов то и знай взмётывались, нажатые, подхватываемые серпами горсти ржи, укладывались на стернистую землю, ложились в снопы.
Повинуясь серпам жнецов, рожь подрезалась податно. Жнецы продвигались вперёд и вперёд. За ними мертвенно лежали головастые снопы, наполовину утопая в торчмя торчащей, колючей жниве. Количество снопов, за жнецами ложилось по-разному: за отцом много, за бабушкой поменьше, за Минькой и Манькой еще меньше, а за Санькой совсем мало.
– Нынче год, жнём, а на будущее лето не знай будем ли жать-то!? – мечтательно заметила бабушка. – Бог даст, в этом году с хлебушком будем, а на тот год, незнай уродится ли! – с сомнением добавила она.
– До того лета доживём увидим, что посеешь, то и пожнёшь! – возразил ей, несогласный с ней Санька.
Истопив печь, наварив жирных мясных щей и напекши пирогов, мать, наложив всего этого в кошель, а щи в кувшин, напутствовала Ваньке:
– Ступай, неси обед жнецам в поле. Загон-то наш ты чай знаешь – у колодезя концом в луговину упирается, ты сразу найдёшь.
Ванька, знавал этот загон. В прошлом году осенью, он с отцом на ржаном севе этот загон боронил. Но точное расположение его за год запамятовал. Идя по заросшей, лебедой и диким цикорием полевой дороге, он смутно представлял, где же в действительности их загон. Полевая дорога не прямая, а всегда извилиста и притом по обе стороны обросшая стенами высоченной ржи. Из-за малого роста Ваньки, как нарочно рож упрятывала от Ванькина взора все ориентировочные предметы: кусты у колодезя, сам колодезь и копошившихся жнецов.
Исходил Ванька полполя, а своих так и не нашёл. Его пугала мысль, что он совсем, до самого вечера не найдёт свой загон. Изголодавшие свои родные жнецы обессилят, усталые вынужденно бросят работу, проклиная его Ваньку за то, что он не принёс им обед. От таких тяжких, мыслей и от горькой обиды Ванька заплакал, рукой размазывая по лицу грязный пот.
– Ты что паренёк плачешь? – спросил его повстречавшийся мужики.
Ванька, рыдая, сквозь слёзы, объяснил своё горе.
– Так ваши, отсюда совсем близко жнут, иди провожу, и он довёл Ваньку до своих. Обрадованный Ванька чуть не бегом побежал, завидя родную семью, он даже не чуя тяжести ноши – кошеля за спиной, и кувшина в руках. Увидя заплаканного Ваньку, семья шутливо посмеялась над ним, а он запоздало всхлипывая, положив кошель под телегой побежал к пруду умываться.
Перед обедом, отец заставил Ваньку стаскивать снопы по десяткам, а перед самим обедом отец сложил снопы в десятки, чтоб количество нажатых снопов легче было сосчитать и снопы на случай дождя не проросли бы.
Настало время обеда, жнецы устало расселись в тени под телегой. Ели щи из свинины, ели картошку с огурцами, наверсытку забавлялись пирогами с молоком.