История села Мотовилово. Тетрадь 7 (1925 г.)

Татьяна повиновалась, она была тоже не против отдохнуть в тени несколько минут, дать остыть своему разгорячённому солнцем полному телу.

Поднимаясь со снопа она слегка заохав от боли в пояснице, вяло побрела к кустам шурша и хлыстя ногами о колкую жнитву. Идя сзади жены, Кузьма не стерпел, чтоб не заметить:

– Что ты, переваливаешься с боку на бок, как беременная!?

– А ты думал, как! – не определённо ответила она ему.

– Что! Что! – не дослышав, переспросил он её. – Неужели опять? Ну, ну, давай седьмого! Нам как раз кстати! Только давай мальчика! – самодовольно улыбаясь, проговорил Кузьма.

– Ну да! – А ково же тебе ищо, чай не девку зассыху, – умилённо смеясь, тихо отозвалась Татьяна.

– Одна беда – во ржи лебеда, две беды – ни ржи ни лебеды! – нарочито громогласно провозгласил народную пословицу Иван Трынков, приближаясь вместе со своей Прасвокьей, к месту где под кустом он заметил Кузьму с Татьяной в неприглядном состоянии.

Кузьма, поспешно вскочив сконфузившись, не кстати поздоровался:

– Здорово Иван Васильич! Или жать к нам в соседи перебираетесь?

– Да! Тут у нас поблизости от вас загон в четыре сажени. Жать будем! – с деловой ноткой в разговоре, отозвался Иван.

– Вот только межу никак не отыщу, вся поросла полынью.

– Межа не стена, а перелезть её нельзя, – балагуря сам с собой, поговорками высказывался Иван. – Да всякая земля навоз любит, будь здесь навоз – лебеды не было бы! – продолжал глаголить Трынков, снимая с плеч кошель съестными припасами и взяв в руку серп наизготовку.

После обеда, к Оглоблиным и Трынковым, присоединился для жатвы своего загона и Николай Ершов. Поздоровавшись с Иваном и Кузьмой, сказав им «Бог помощь!», он, из любопытства, спросил у Кузьмы:

– Вы, сколько с Татьяной-то накосили?

– Да мы только начали первый денёк, как вышли, только что пробуем! – как перед старостой оправдывался Кузьма.

– А мы со своей бабой за два дня на трёх загонах нажали без двух снопов тысячу! – похвально отрапортовал Николай.

– Пойдём, покурим Кузьма! Ты уж больно горячо за жатву-то взялся.

По окончании жатвы, снопы с поля, особенно с дальних его краев, из-за большой дороги и от Баусихи, свозили к селу. Вблизи села, в особо отведённом месте почти все жители села, своей урожай, снопы укладывали в копны сот по десять в копне, у кого больше, у кого меньше, с тем расчётом, чтоб в зимнее время эти копны увезти в свои овины, подсушить и молотить. Чтобы не молотить вручную некоторые, спариваясь приобретали молотилки и веялки. Дедушка Василий Крестьянинов решил обзавестись для своего хозяйства специальной конной колесницей, предназначенной исключительно для обмолота: риса, овса, проса, гороха на току. Она состоит из двух деревянных валов на колёсах, набитыми ершом деревянными (для лучшей вымолачиваемости) колышками. Купив на базаре в селе Константинове этот агрегат, дедушка намеревался въехать в своё село вечером скрытно, чтобы не привлечь внимания односельчан, чтобы не все видели его покупку. А вышло поиначе: не успел он под вечерок въехать в село, как взбулгаченные, невидалью, собаки неистово залаяли и своим свирепым лаем сопровождали деда от конца Кужадонихи, до самого его дома.

– Сыма! Супостаты! – грозно притопнув ногой о землю, у ворот двора, гаркнул дедушка на неотступных собак, схватив палку с земли для отгона. Собаки завидя палку ворча отступили.

В вечерней темноте, послышался звук падающих оглобель о землю. Это дед у ворот распрягал лошадь. Воз с колесницей не пролез в ворота. С досады он злобно огляделся по сторонам, опасаясь, как бы кто не увидел его новую покупку. Вдвоём с сыном Фёдором они едва вволокли колесницу во двор, поспешно захлопнув ворота.

А поле, после как с него свезли все до одного снопа, опустело, осталась одна стерня. Всё поле сжато серпом, какое пространство! А оно всё сжато небольшим, но важным инструментом – серпом. Всё поле сжато человеческими руками и тружеником серпом. Здесь было целое море, зревший колыхающийся под ветром ржи, а теперь ни одной не сжатой полоски, ни одного покинутого снопа, ни одного оброненного колоска – всё убрано. Всё поле побрано, горстями человеческой руки, а сколько горстью можно захватить стебельков ржи – можно сосчитать, прикинуть и подсчитать, сколько было захватов в горсть и подрезано серпом во всём поле. Получится поистине астрономическая цифра. А человек, не боится труда, мужик не отлынивает от нетуги, и не жалея своей спины. Он старается пониже подрезать стебелёк с колоском, старается не обронить на землю каждое зёрнышко, считая, что это плод его труда. Иногда гибнет народное добро, плоды тяжкого крестьянского труда и достояния человека, от каприз природы: наводнения, градобития и урагана. А иногда и от оплошности самих людей или от детской шалости, при пожарах.

Пася, близь села, мелкое стадо по стерне сжатого поля, старшой пастух Фёдор наказал подпаскам: