История села Мотовилово. Тетрадь 7 (1925 г.)

– В лепёшку расшибусь, а твоё задание выполню! Только денег дай на поездку в город. – закатисто улыбаясь отшутился Мишка.

– Чай у тебя, деньги-то свои есть. Ведь собину-то, в прошлое воскресенье, сделал! – охладил Мишкин пыл отец, напомнив ему о том, что две пары каталок, Мишка сделал для себя.

– А где Панька-то, мы бы с ним навоз-то выкидали, – смирившись, поговорил Мишка.

– А я чёрт его знает, где он шляется! – злобно выкрикнул отец в адрес Паньки

А Панька, с утра гуляя по улице, случайно обнаружил и заинтересовался случкой, где мужики, припускали к кобылам жеребца, приведённого Степаном Тарасовым, перед тем как он надумал его выложить. Потом Панька, забыв о доме, принялся играть в чушки и какого-то парня незнакомца, он заводил чуть не до слёз.

– Да ты уж его совсем заводил, видишь он чуть не плачет, а ты его отпусти и сам отдыхай! – попробовала укротить Панькин пылкий азарт в игре Прасковья Трынкова.

– Нет, пусть отводится! – запротестовал Панька, – а не отводится, я его на «шалы-балы» подниму!

Воспользовавшись заминкой, незнакомый парнишка, сорвался с места и приспустился бежать. Панька не долго думая запустил убегающему палкой по ногам, тот от боли заорал, заойкал, корячась, присел на придорожную пыль. Прасковья осуждающе закричала на Паньку: «Что ты делаешь! Разбойник!», – а Панька невозмутимо, по-геройски, проговорил: «А он, что не отводился!»

В огороде у Савельевых, вдоль забора из малины и смородины живая изгородь, в ней по летам вьют гнёзда птички: горихвостки и зорянки. По утрам и вечерам они причудливо распевают. Выйдя в огород Василий, заинтересовался пением птичек и забыл закрыть за собой воротца: куры гуськом выйдя за ним принялись швыряться в грядах.

– Ванька! Скорее вышугни с огорода кур, а то они все грядки расшевыряют!

Расправившись с курами, Ванька с куском хлеба в руках выбежал на улицу. Не успел он появиться на улице, как его кружили товарищи. И до самого пригона стада, в месте с ребятишками, провисел на прогонных воротах в ожидании какой масти корова первой в село войдёт: если чёрная завтра будет серый пасмурный день, а если красная – будет солнышко.

Троица. Дария. Николай из гостей

В троицу, ежегодно между заутрени и обедней, Дарья Федотова по своей собственной традиции, с особенной молитвой, три года обходит строения своё и шаброво – Савельевых. Улицей, она проходит вдоль окошек обоих домов, а сзади, она проходит позадь сараев. Сначала, этому Дарьину шествию не придавали никакого значения, а когда её спросили, зачем она это делает, она раскрыла суть дела. Оказывается, она заклинательными молитвами ограждает и предохраняет оба строения от пожара. И верно, в селе почти на всех улицах были пожары, а на Главной улице, только старики помнят, когда-то здесь был пожар.

После обедни, молодёжь села, парни-женихи и девки-невесты, в берёзовых огородках, собираются артелями и с песнями под гармонь гуляют. В меру выпивая, приготовленной для этой цели, самогонки. Девки, в разноцветных шерстяных сарафанах, млея на жаре, изнывают от духоты и пота. Парни в разноцветных рубахах и картузах, с подоткнутой кистью сирени, и черёмухи, степенно разгуливают по улицам села. Поя песни под гармонь, парни ищут себе увеселительных забав. Они или же вламываются в девичьи «сады», или же, разгорячённые хмельным, подыскивают повода с кем бы, по-любе, подраться.

На второй день троицы, в Духов день, шёл откуда-то, вместе с женой Ефросиньей, Николай Ершов, по-видимости, он шёл из гостей. Шёл он, покачиваясь, ногами выводя незримые зигзаги. Увидел его таким, Осип Батматов, пошутил:

– Где это ты Николай на пробку-то наступил?

– У Кума, в гостях был, вот и пришлось немножко выпить!» – с явной выхвалой, нарочито, еще сильнее валясь на жену и покачиваясь, ответил ему Николай.

– Какой немножко, ты ведь совсем пьяный! – подзадоривал его Осип.

– А хошь, я по одной доске пройду и не свильну, храбрился Николай.

– Уж, какое там, по доске, еле на ногах стоишь! Видимо у кума-то не все дома, – заметил ему Осип.

– Я уж ему и так, баяла, не всё досасывай. Зову, зову домой, а он напоролся, до бесчувствия. Вот теперь с ним и валандайся! – обличая Николая, кричала во всю улицу, его баба.

– Ты, сумеешь ли его довести, до дому-то?!– поинтересовался Осип.

– Как-нибудь доведу, на дороге не брошу! – цепляясь в обнимку за Николая, провозгласила его жена, и они заковыляли по улице дальше. А поравнявшись с избой Ивана Трынкова Николай совсем опьянел, видимо на жаре его стало разбирать не на шутку. Он уже не мог идти на своих ногах, то и знай обременительно наваливался на плечи жены, а то, изнемогши, и совсем валился на землю. Она озабоченно, старалась его поднять на ноги, с мольбой в голосе, упрашивала идти домой, а он бесчувственно, как соляной куль, выползал из её натруженных рук, пластаясь на пыльной дороге. От усталости и злости она принялась, костерить, и колошматить его по щекам, стараясь привести его в чувство. Неистовствуя, она била его, приговаривала: