Между тем, день совсем склонился к вечеру. Вечером, солнышко, натрудившись за день, приготовилось закатиться за отдалённым лесом. Не успели пахари по последнему обещанному кругу объехать загоны, как солнышко устало плюхнулось там где-то вдали, за рубчатый край лесного массива. Мужики хлопотали около лошадей, а ребята принялись за варку ужина. Набрав под вязами дров, Ванька развел костёр, около его поставив чугунок с водой. Вскоре в чугунке заклокотало, пенисто забурлила вода. Кипень перещёбалтывала пшено и картошку, гоняя со дна наверх кусочки нарезанной свинины. Совсем стемнело, когда уставшие, натруженные за день пахари уселись около костра ужинать. На юго-восточном краю неба несмело засветились звёзды, сначала, которые покрупнее, а потом и мелкота. Молодой, яркий месяц молодцевато одиноко прогуливался по юго-западному небу. Перед ним, как бы стыдясь его яркого света, звезды-мелочь померкли, а крупные же, выдержав яркость света от месяца, остались на месте.
– Что это за диво! Зимой месяц по небу высоко ходит, а вот сейчас, посмотрите-ка, низенько разгуливает, – не обращаясь ни к кому, спросил Иван.
– Так, видно, устроена премудрость Божия, – ответил Василий.
– А я вот еще чего заметил: при нарождении, месяц по небу задом пятиться, а на ущербе идет «передом», – вступив в разговор, сказал Митька.
– Опять та же божья премудрость, – сказал Василий, залезая под телегу, располагаясь на ночь, на разостланных мешках под телегой и полумешках с викой, положенных вместо подушки.
Для ночевки Василий Ефимович выбрал место под высоченным вязом, в вершине которого с вечера начал петь соловей. Долго Василий вслушивался в перебористый соловьиный посвист, почти всю ночь не спал, наслаждался пением, а на рассвете его уморило, и он, как убитый, крепко заснул, рассыпая дробный храп по всему суходолу. Ванька не спал, он наслаждался соловьиной трелью. Всю ночь не гасла весенняя заря. Вдали, у самого горизонта вспыхивали зарницы, молния на части кромсала огромную тучу, в полголоса, угрожающе поговаривал гром. По нежно голубому небу медленно плыли большие кучевые облака, по форме напоминающие то голову престарелого мудреца, то в виде льва, а то в виде причудливого сооружения. Небольшие же облака медленно таяли, словно льдинки в горячей воде. Какую изящную, художественную картину представляет ночлег в поле во время поздней весенней пашни, и сева поздних яровых хлебов, когда подвыросшая зеленая трава может уже схоронить в себе птиц и не только, скажем, жаворонка, но и перепела.
Раскинувшись небольшим табором, около кучки деревьев в долу, или в кустах орешника около воды лошади мирно с фырканьем щиплют сочную траву, а люди, собравшись у костра ужинают и беседуя, рассказывают занятные были.
Какая очаровательно-чудодейственная майская ночь, в ней все сгармонировано так, что один прелестный фактор пополняется другим и в общей симфонии картина делается неописуемо волшебной, которую смотреть – не налюбуешься. Румяная заря не гаснет всю ночь, окрашивая небо в нежнорозовый цвет, создавая этим светом эффект ночи. Мелкие барашки облаков над головой в нежно-голубой высоте неба не нарушают красоты картины, а наоборот, своим присутствием оживляют ее. А, если где-нибудь, в стороне, как сейчас, вдалеке на фоне тучи-громадины, время от времени, блеснёт молния и отдалённо глухо прогремит гром, то тут, ко всем зримым ощущениям прибавляется звуковое. Чтобы порадовать человека, природа царствует, разнообразные птичьи голоса! Тут и старательное пение соловья, тут и призывное «подь-полоть!» перепёлки, тут и печальная песенка пеночки и еще голосок какой-то неведомой ночной птички. Здесь и старательная трескотня и кваканье лягушек. Словом, полная ночная симфония звуков. Человек, крестьянин-землепашец отдыхающий на лоне природы в дополнение этой очаровательно-волшебной картины, от себя, тоже, прибавляет кое-что. Телеги, стоявшие под деревьями, плуги, вонзенные в целину, борона, вцепившаяся зубьями в землю, костёр, поодаль телег с подвешенным над ним котелком, в котором уже сварился суп для ужина. Суп, приготовленный в поле, во время пашни, по вкусу не имеет себе равных, среди супов, приготовленных изысканными поварами. Кто едал полевой суп, тот надолго запомнил впечатление об его вкусе.
Собака тут же, греясь у костра, терпеливо ожидает свою порцию на ужин. Всю эту очаровательно-художественную картину, красоту ее завершает поднятая вверх оглобля телеги с повешенным на нее хомутом. Это символизирует безмятежный отдых лошади и человека после трудов праведных.
После ужина, лежа на разостланном под телегой кафтане, укрывшись чапаном, устало расположился пахарь на ночлег, и вскоре, под звуки ночного концерта, он блаженно засыпает.
Ранний напев неугомонного жаворонка и призывно требовательный крик грача будят пахаря, поднимая его от кратковременного сна, призывают его снова заняться благородным трудом.