История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти

Мы превесело провели время в Воксхолле, причем Гас пожелал сам уплатить за угощение; и смею вас уверить, мы от души желали, чтобы тетушка подольше не возвращалась, — те три недели, что ее не было, нам жилось куда веселей и уютней. По утрам, перед тем как мне идти в контору, милочка Мэри стряпала завтрак; по воскресеньям мы отдыхали; глядели, как прелестные малютки в Воспитательном доме ели вареную говядину с картофелем, и слушали прекрасную музыку; но как ни хороша была музыка, малютки эти, по-моему, были еще прекрасней, и глядеть, на их невинные счастливые личики было лучше, нежели слушать самую наилучшую проповедь. В будние дни в пять часов пополудни миссис Титмарш совершала прогулку по левой стороне Лэмс-Кондуит-стрит (ежели идти к Холборну) и иной раз доходила до самого Сноу-Хилл, и уж тут-то непременно встречали ее два молодых джентльмена из Западно-Дидлсекского страхового общества; и как же весело мы все вместе шли обедать! Однажды мы увидели, что неподалеку от фабрики Дэя и Мартина по производству ваксы (которая в ту пору была не в пример скромнее нынешней) какой-то франд на высоких каблуках, при трости с золотым набалдашником и в пышных бакенбардах, ухмыляясь во весь рот, заглядывает Мэри под шляпку и пытается с нею заговорить, да, пытается заговорить с Мэри и пожирает ее взглядом, — кто же, вы думаете, как раз тут и появился? Мы с Гасом. И в мгновение ока сей господин был схвачен за ворот, и вот он уже растянулся на земле у стоянки наемных экипажей, на потеху ухмыляющимся конюхам. А лучше всего было то, что его шевелюра и бакенбарды остались у меня в руке; но Мэри сказала: "Будь к нему снисходителен, Сэмюел, это всего лишь француз". Тогда мы отдали парик, и один из ухмыляющихся конюхов напялил его на себя и так доставил растянувшемуся на соломе французу.

Тот выкрикнул что-то касаемо "arretez", в "Francais", и "champ d'honneur" [18], но ми пошли своей дорогой, и на прощанье Гас показал господину французу нос. Все вокруг захохотали, и на этом приключение наше кончилось.

Эдак дней через десять после отъезда тетушки от нее пришло письмо, каковое я и привожу здесь:

"Любезный племянник, я всем сердцем стремлюся в Лондон, уж, наверно, и у тебя, и у моей племянницы Мэри большая во мне нужда; ведь у ней, бедняшки, совсем нету опыта жизни в столице, она не умеет икономнячать, нет у ней качеств, потребных доброй жене и хозяйке дома, так что я уж и не знаю, как она там без меня управляется.

Вели ей, штоп не вздумала платить более шести с половиною пенсов за вырезку и по четыре и три четверти за говядину для супу, и что наилутчее лондонское масло нельзя брать дороже восьми с половиною пенсов, а для пудингов и в готовку надобно брать масло подешевле. Миссис Титмарш уложила мои сундуки без всякого старания, и дужкой замка проткнула мое желтое атласное платье. Я его заштопала и уже два раза надевала, на два изысканных (хотя и скромных) вечера, кои устраивал гостеприимный хозяин дома, а зеленое бархатное надевала в субботу на званый обед, на котором меня вел к столу лорд Скарамуш. Все было на самый что ни на есть шикарный лад. Подавали суп двух сортов (куриный и мясной), потом тюрбо и лосося, а к ним соус из омаров в огромных соусниках. А ведь за одни омары надо отдать пятнадцать шиллингов. Да за тюрбо три гинеи. Лосось весил никак не меньше пятнадцати фунтов, и уж на другой день его к столу не подавали, всю неделю ни кусочка маринованного лосося. Эдакое расточительство как раз пришлось бы по нраву миссис Сэм Титмарш, ведь она, как я не устаю говорить, есть настоящая прожигательница жизни. Да, ваше счастье, мои милые, что есть у вас старуха тетка, которая знает, что к чему, и кошелек у ней набит туго, ежели бы не он, не постесняюсь сказать, кое-кто рад бы выставить ее за дверь. Это я не об тебе, Сэм, ты, надобно признать, был мне покорным племянником. Что ж, скорей всего я на свете не заживусь, и некоторые не станут горевать над моей могилкой.

А в воскресенье я, конечно, маялась животом, и все, видать, соус из омаров виноват; но ко мне пригласили доктора Блога, и он сказал, что боится, уж не чахотка ли это, однако же дал мне питье и белой доны, и мне полутшело. Пожалуста, побывай у него, — он живет в Пимлико, и ты можешь зайти к нему после службы, — и вручи ему один фунт и один шиллинг, да смотри не забудь передать мой поклон. У меня здесь нет других денег, один только билет в десять фунтов, а все прочее заперто в моей шкатулке у вас на Лэмс-Кондуит-стрит.