– Без рук! Без ног! – выкрикивал испуганный Старец и вертел головой во все стороны. – А ворота отворяет! А ворота отворяет!
– Это ветер, – ласково сказала Жорель. – Правильно? Я ведь угадала? Ветер? Хорошо! Сначала искупаешься, а потом будет каша. Ладно? Вкусная каша.
И она засунула его прямо в пену. А потом осторожно стащила с него одежду, выудила её и шлёпнула в раковину. Старец крутил головой, испуганно озираясь, а потом затих.
– Крамт! – снова позвала Жорель. – Темнеет. А тут, похоже, не работает освещение.
Крамт снова вошёл на кухню, всё так же не глядя ни на чистую плиту, ни на дремлющего в пене Старца. Он подошёл к шкафу и стал что-то в нём крутить.
Я примостился рядом со Старцем. Мне было тепло, тянуло в сон. Казалось, я попал внутрь какого-то Поветрия, стал его частью и меня баюкает ветер. Рядом и правда что-то гудело, и я вспомнил рассказы о том, что у Старца живёт домашний ветер, который он поймал и приручил. Где он, интересно? Качает детскую кроватку в соседней комнате? Крамт чем-то щёлкнул, вспыхнула электросвеча на стене.
Вдруг Старец открыл глаза и заговорил:
«Был человек. И была сова.
Сова была не у человека. Она летала по тундре, свободная и счастливая.
Сотня перьев была у совы. Сотня белых перьев, и только одно – золотое. И в пере этом – вся мудрость Севера».
Он замолчал на несколько секунд, наблюдая за тем, как поднимается всё выше и выше мыльный пузырь. Мы с Жорель не сводили с него взгляда, а он сидел, порозовевший, разглядывал распаренные руки и бормотал:
«Много лет человек искал то перо. Искал то перо, охотился за совой. Холодно было ему в пустыне снежной, страшно, одиноко. Истоптал он не одну пару обуви, а десять. Износил не одну охотничью шапку, а пять. Потерял он не одну жену, ожидавшую его, а три. Сломал он не одну ногу, падая в горах, а обе. А сову, одну-единственную, с золотым пером, так и не нашёл.
Но выслеживал человек сову, не терял надежду. Он искал мудрость Севера и не сдавался.
Раз напал на человека белый медведь. Белый медведь, главный хищник Севера. Ух кусал он человека, ух терзал! На льдину зашвырнул. Думал человек, что погибнет в погоне за мудростью. Да не погиб: треснула льдина, откололась от берега, уплыл раненый человек. Отвезла его волна к незнакомому берегу, там нашло его стадо песцов. Хотели и песцы растерзать раненого человека, да не позволил вождь. Много лет назад вождя стаи песцов спас такой же человек, снял со льдины-айсберга. Отплатил вождь сторицей, выходил человека. Не знал вождь, что охотника выхаживает, охотника, который их северную сестру выслеживает – белую сову с золотым пером. С золотым пером, дарящим мудрость Севера.
Окреп человек, наевшись рыбы, что песцы ему приносили, и отправился дальше. Шёл он, шёл, и вдруг буран его закрутил. Закрутил буран, снегом засыпал, ветром колючим исхлестал. „Всё равно не сдамся, – человек себе сказал. – Найду сову, найду мудрость Севера!“ Сжал он зубы и пошёл к исполинскому Древу. В тундре все деревья маленькие, кривенькие. А Древо статное, ветрам и снегу неподвластное. Было в том Древе сто тридцать одно дупло. Дошёл человек до Древа, уцепился за ствол руками, чтобы не сдуло. Глядь – а в одном дупле сова сидит. Сова белая, с золотым пером.
Вот собрал человек все силы последние, на Древо вскарабкался, руку в дупло сунул и схватил сову белую. Бьётся она в его руках, колотится, кричит по-совиному. А он её не выпускает, к перу тянется. Тут взмолилась сова человечьим голосом: „Отпусти меня, охотник северный! Перо выдернешь – всё изменится. А как изменится, это и ветру северному неведомо!“
Не послушался охотник – выдернул перо золотое. Выдернул и себе за пояс заправил. Слушает, прислушивается: пришла ли к нему мудрость Севера? Вдруг смотрит: почернела сова в его руках. Была белоснежной, стала чёрной, как земля под снегом. Скрючилась сова, еле дышит. Положил человек на снег белый сову чёрную. Глядит на неё, глаз не спускает. Поднялась сова, пробует крылья расправить, а не может. Пробует взлететь, а не получается. Простонала сова, на снег легла. Подошёл к ней охотник, сел на корточки. Руку протянул. Открыла глаза сова. Он руку убрал. И она веки смежила. Что делать, взял он её со снега, под куртку сунул и пошёл прочь от исполинского Древа. Тут и буран стих.
Нашёл человек деревню, поселился в ней. И сова с ним. А куда ж её? Стал заботиться человек о сове, выхаживать. Она ожила, но летать никогда больше не летала. И перья совиные, чёрные, как уголь и смоль, так белыми и не стали. Вот и получил человек главную мудрость Севера. Коли выдернул ты у совы золотое перо, так и будешь заботиться о ней до конца дней своих».
Старец умолк и прикрыл глаза.
Послышался щелчок, зажёгся свет. Ни слова не говоря, Крамт выскочил из кухни. Жорель поднялась с колен и в который раз прижала к уху ракушку.
– Ох! – вдруг сказала она. – Звонят. Крамт!
Но он не отзывался.
– Дин, скорее, – заторопила меня Жорель. – Поможешь вытащить дедушку? Мне нужно спешить.
Я удивился: Жорель называла Старца так же, как я в моей голове. Может, она умела слышать мысли?