История Северной Африки (Тунис, Алжир, Марокко). Том 2. От арабского завоевания до 1830 года

Ибн Абд аль-Хакам, писавший в середине IX века, сообщал предания, собранные в Египте в VIII веке. Слово «предания» употребляется здесь не случайно, так как источники информации приводятся в них подобно тому, как традиционисты передавали «изречения» пророка Мухаммеда: автор указывает цепь свидетельств, которую он смог восстановить вплоть до последнего звена, то есть до лица, которое было или могло быть свидетелем данных событий. С другой стороны, ясно чувствуется забота о построении и сохранении правовой основы: история сама по себе интересует Ибн Абд аль-Хакама значительно меньше, чем те аргументы, которые могла извлечь из нее юридическая школа, к которой принадлежал автор. Надо знать эту систему интерпретации фактов, сильно искажающую действительность, чтобы понять, с какой осторожностью следует пользоваться трудом этого автора. Из него можно извлечь очень ценные сведения, но это, собственно говоря, не исторический труд и даже не настоящая хроника.

Позднейшие летописцы — в период с XI по XV век их было несколько — сообщают больше подробностей, но они приводят мало источников, помимо упомянутых выше. Создается впечатление, что они нанизывали эти скудные данные на очень слабую основу, и пользоваться ими следует по крайней мере с такой же осторожностью, как и данными Ибн Абд аль-Хакама. Один Ибн Халдун не только обнаруживает большую свободу мнения и критический подход к источникам, но и стремится понять и объяснить факты. К сожалению, его рассказ о завоевании составлен спустя семь веков после описываемых событий, причем нет возможности установить, какими источниками он пользовался. У него, как и у других историков XI–XV веков (аль-Малики, Ибн аль-Асир, Ибн Изари, ан-Нувейри), особенно смущает обилие подробностей, контрастирующее с сухостью хроникеров VIII–IX веков (Ибн Абд аль-Хакам, Белазури, Псевдо Ибн Кутейба). «Главные действующие лица трагедии, — констатирует В. Марсэ, обративший внимание на эти контрасты, — у первых выражены более четко, их роли более определенны, манера более живая и более драматичная. Этими достоинствами они обязаны скорее более высокому литературному мастерству авторов, чем использованию более новых документов». Одним словом, при изучении эпохи арабского завоевания приходится пользоваться жизнеописаниями, которым придана форма романов и поучений.

Значит ли это, что следует отказаться от всякой мысли о точности? Такой подход может показаться соблазнительным. А может быть, следуя за Э.-Ф. Готье, надо упорядочить хаотические рассказы о войнах, восстаниях и падении государств, сделав попытку «истолковать и интерполировать» арабские хроники? Такой метод — если и не наилучший, то единственно утешительный — несет в себе субъективный элемент, который, несмотря на блестящий успех труда «Темные века Магриба»[2], таит в себе много опасного. Если, сшивая паутину даже самыми блестящими шелковинками, нельзя получить прочной ткани, то это не вина работника.

Можно также, по примеру Ж. Марсэ, терпеливо изучать письменные источники, извлекая из них все, что они могут дать, то есть какую-то долю достоверных фактов, которыми не следует пренебрегать, и множество сведений, требующих проверки; нужно также не забыть внести все это в исторический контекст, то есть в общую историю средиземноморского бассейна, поскольку, несмотря на всю свою изолированность в ту эпоху медленных и ненадежных средств сообщения, Магриб принадлежал к Средиземноморью и в какой-то степени участвовал в жизни всего этого района, простирающегося от Гибралтарского пролива до Ближнего Востока. Северная Африка была связана с этим районом еще во времена Карфагена, а в дальнейшем ее еще более связали с ним мусульманские завоевания, нашествие арабов, полная случайностей судьба таких людей, как Идрис, Ибн Ростем, Ибн Тумарт, и, наконец, наступление турок в XVI веке.

Коварный Магриб. Когда арабы вторглись в византийскую Африку, перейдя Суэцкий перешеек (640 год), они не встретили никаких серьезных препятствий. Менее 4 тысяч человек было достаточно, чтобы в одном сражении решить судьбу Египта, где подвергавшиеся гонениям копты с энтузиазмом встретили завоевателей. С осени 642 года Барка, главный город Пентаполиса, а затем и вся Киренаика оказались в их руках. Отсюда арабы совершали набеги к югу до Феззана (Звила) и к западу до Триполи, который взяли штурмом (643 год).