История Северной Африки (Тунис, Алжир, Марокко). Том 2. От арабского завоевания до 1830 года

Одновременно с расцветом в альмохадской империи происходили глубокие перемены, ускорившие ее гибель. Об этом, к сожалению, мы имеем только отрывочные сведения, не всегда точные и сводящиеся в общем и целом скорее к предположениям, чем к несомненным выводам. Тем не менее вполне достоверно, что при Якубе аль-Мансуре альмохадское учение, которое при его отце и деде постепенно «догматизировалось», другими словами, теряло свою жизненность, вновь стало предметом серьезной заботы и снова окрепло. Евреям было приказано носить особую одежду; маликиты подвергались преследованиям, а их книги сжигались (аль-Марракуши приводит список маликитских работ, которые на его глазах сжигались в Фесе); философы испытывали тревогу и беспокойство. Более того, халиф ратовал за возврат к двум основным источникам — Корану и Преданию — при исключении всех других, то есть, подчеркивает аль-Марракуши, при исключении самого махди. Позднее в письме, которое цитируется в анонимной хронике «Аль-Хуляль аль-мавшийя», альмохадский халиф аль-Мамун утверждал даже, что аль-Мансур в глубине души и совести отвергал учение Ибн Тумарта и что, если бы не его внезапная смерть, он, без сомнения, высказал бы свои взгляды публично. Вообще здесь много неясностей, и категорические утверждения были бы неуместны; тем не менее можно думать, что в последние годы правления аль-Мансура в Марракеше царило известное беспокойство и что теоретические основы альмохадского движения более или менее открыто ставились под сомнение.

Халиф ан-Насир. Наследник аль-Мансура был не из тех, кто мог внести успокоение при столь серьезных обстоятельствах. Среди довольно условных портретов, которые обычно дают своим государям магрибские хроники, портрет Мухаммеда ан-Насира (1199–1214 годы), данный аль-Марракуши, поражает своей удивительно ясной обрисовкой образа. Вот как он описывает этого восемнадцатилетнего монарха: «…Он часто опускал глаза и был очень молчалив, главным образом из-за дефекта речи, которым страдал; он был непроницаем, но вместе с тем мягок, храбр, «о не склонен к пролитию крови и едва ли стремился совершить что-либо помимо того, что хорошо изучил…» К этому можно добавить следующее замечание из «Киртас»: «Он не способен был доводить дело до конца, не прилагая больших усилий, и один руководил своим государством, полагаясь только на собственное разумение». И вот этот-то робкий и одинокий молодой человек получил в свое распоряжение огромную империю, не столь прочную и сплоченную, как это могло показаться на первый взгляд.

Покорение Ифрикии и правление Абу Мухаммеда ибн Хафса. Победа при Аларкосе ослабила на время сопротивление христиан. Халиф ан-Насир воспользовался этим, чтобы сосредоточить свои усилия против альморавидов восточной Берберии, тирания которых тяготила население. Его флот снова взял Тунис, а его армия вошла в Гафсу, затем в Махдию. Яхья, побежденный в ожесточенной битве, бежал в пустыню.

Ан-Насир считал, что Ифрикия выдержит новые альморавидские нападения только в том случае, если она будет находиться в сильных руках. С этой целью он выбрал наместника, которого хотел сделать настоящим вице-королем, не из своей семьи, а поручил этот пост шейху Абу Мухаммеду, не имевшему себе равных после двойного триумфа — над Альфонсом Кастильским и над Яхьей. Это назначение приобретало особую важность в связи с тем, что Абу Мухаммед был сыном того самого Абу Хафса, лояльность которого позволила Абд аль-Мумину стать халифом. По утверждению одного арабского автора, чтобы сломить сопротивление шейха, ан-Насир заявил ему, что считает его равным себе и согласен в случае необходимости уступить ему свое место в Марракеше. Само собой разумеется, что влияние Хафсидов на общину оставалось довольно сильным, если халиф сохранял за ними привилегированное положение в империи.