История шпионажа времен второй Мировой войны

Наша самая действенная листовка, особо отмеченная коммандером Коггинсом, была изначально настолько же уморительной, насколько впоследствии оказалась эффективной. У моряка с пытавшегося прорывать блокаду корабля офицеры отдела «Z» нашли своеобразную брошюрку. Это был путеводитель по борделям Бордо, порта приписки корабля, с картой города и обозначением домов терпимости по именам их лучших прелестниц, типа «мезон Фифи» и т. д. В ней же перечислялись больницы и кабинеты врачей, куда моряки могли обратиться за профилактикой или лечением. К брошюре прилагалась пайковая карточка, только с указанием, что каждый моряк имеет право на однодневное посещение дамских учреждений.

Мы выпустили 5 миллионов копий брошюры, как она есть, воссоздав все детали, вплоть до скверной бумаги, на которой она была напечатана, и разбросали их над Германией. Только на последней странице мы добавили одну фразу (красным): «Немецкие женщины! Поблагодарите фюрера за такую превосходную заботу о ваших мужчинах!»

Операция «Норден» имела огромное тактическое значение. С течением времени военный отдел также получил важные стратегические задания, а именно два: критически проанализировать суть и моральные последствия формулы президента Рузвельта о безоговорочной капитуляции и подготовить скоординированную кампанию в адрес Верховного командования Японии, выдвинув аргументы, которые будут использовать японские сторонники капитуляции.

Формулировка о безоговорочной капитуляции, провозглашенная на Касабланкской конференции в январе 1943 года, явилась для нас камнем преткновения. Стало очевидно, что она укрепляет моральный дух противника, не позволяя ему даже помыслить о капитуляции, и ведет к продолжению войны. Эйзенхауэр попросил Объединенный комитет начальников штабов США и Великобритании что-то сделать с формулировкой, и в феврале 1944 года комитет поручил нашему отделу подготовить записку с рекомендациями. «Вопросы, — пишет в «Секретных миссиях» Захариас, — на которые были призваны ответить эксперты военного отдела, состояли в следующем: во-первых, способствовала ли формулировка о безоговорочной капитуляции усилению или ужесточению сопротивления противника; а во-вторых, как мы можем изменить формулировку, не теряя лица или не нанося ущерб политическому престижу».

Когда формулировку только провозгласили, мы в военном отделе считали ее выдающейся психологической находкой, поскольку, как выразился Захариас, «она демонстрировала и нашу решимость, и уверенность в доведении войны до победного конца в то время, когда военная ситуация оснований для подобного оптимизма и уверенности не давала». Однако к 1944 году мы стали сомневаться в мудрости и эффективности подобной формулировки. Еще до получения приказа Объединенного комитета начальников штабов я провел исследование об историческом происхождении и законности формулировки.

Я установил, что она основана на историческом заблуждении, неверном толковании выражения Гранта, употребленного в ходе гражданской войны. Более того, я обнаружил, что она юридически ничтожна и по нормам военного права фактически незаконна. С учетом положений Гаагской конвенции, четко различающей меру ответственности комбатантов и нонкомбатантов на войне, этот термин применим исключительно к прекращению боевых действий, но не к будущей судьбе целого народа.

Тем не менее мы рекомендовали Объединенному комитету начальников штабов придерживаться формулировки ради сохранения престижа, если та «не подразумевает режим, который будет установлен после войны и который должен обусловливаться прямо выраженными условиями мирного договора, а не диктатом, подразумеваемым безоговорочной капитуляцией». Эта озабоченность отдела формулировкой о безоговорочной капитуляции обрела еще большее значение в связи с нашим японским заданием.