Брандейсу было почти шестьдесят, когда он принял на себя новые обязанности как еврейский государственный деятель. Он был далек от еврейских дел и никогда не забывал подчеркивать, что пришел в сионизм исключительно как американец. Он не видел противоречия в служении еврейскому движению и одновременно своей стране. Как каждый американец ирландского происхождения, поддерживающий гомруль[181]
, является лучшим мужчиной и лучшим американцем по причине самопожертвования, писал однажды Брандейс, так и каждый американский еврей, который помогает развитию еврейских поселений в Палестине, — лучший мужчина и лучший американец[182]. Брандейс был первым лидером американского сионизма, который одновременно являлся выдающейся национальной американской фигурой. Широко известный преуспевающий юрист, друг и консультант знаменитых политиков, он имел шанс занять ведущее положение в правительстве, когда Вудро Вильсон формировал в 1913 году свою первую администрацию. Но из-за антиеврейских настроений и из-за того, что Брандейс, «народный защитник», приобрел множество врагов среди богачей, президент столкнулся с серьезным сопротивлением. Тогда он назначил Брандейса в Верховный суд. После своего назначения Брандейс писал Моргентау, что никогда не принимал ни одну должность с таким удовлетворением[183].Престиж Брандейса, его репутация одного из близких советников президента Вильсона были ценным вкладом, который «целиком использовался сионистскими лидерами в Лондоне в их отношениях с британским правительством». Лондон внимательно следил за развитием внутренних дел в Америке. Целью англичан было убедить Америку как можно скорее вступить в войну. Англичане понимали, что, несмотря на то что большинство лидеров американских евреев разделяли британские позиции (за некоторыми исключениями, такими, как Магнес и Шмарьяху Левин), еврейские массы были настроены против России и приветствовали ее поражение, хотя и не выражали особого энтузиазма по поводу германских побед. Все начало меняться только в 1916–1917 годах. Евреи немецкого происхождения, поддерживавшие кайзера, с негодованием отнеслись к тому, что немцы потопили «Лузитанию». Вместе с тем иммигранты из Восточной Европы радостно приветствовали мартовскую революцию 1917 года, которая предоставила равные права русским евреям.
Бальфур встречался с Брандейсом дважды во время своего визита в Вашингтон в апреле 1917 года, и интерес американских евреев к Палестине произвел на него впечатление. В сентябре 1917 года военный кабинет решил выяснить, не считает ли президент Вильсон целесообразным издать декларацию, выражающую сочувствие сионистскому движению. К большому удивлению и досаде Вейцмана, Вильсон, действуя, очевидно, по совету полковника Хауса[184]
, ответил, что сейчас неподходящее время для любого ответственного заявления. В настоящее время можно выразить лишь сочувствие, и только при условии, что это не будет налагать каких-то конкретных обязательств[185]. Вильсон мог быть обеспокоен тем, что никто, кроме англичан, не подписал подобной декларации, но, с другой стороны, он не собирался связывать Америку какими бы то ни было обязательствами. Полковник Хаус предупреждал его, что Англия «на самом деле хочет блокировать путь в Египет и Индию, и Ллойд Джордж не намерен рассчитывать на нас в своих дальнейших планах»[186]. По мнению сионистов, ответ Вильсона был для них бедой. Вейцман немедленно задействовал своих американских друзей, и после дискуссии с полковником Хаусом Брандейс смог заверить его, что президент поддержит просионистскую декларацию. К середине октября Вайсман, глава британской разведки в Соединенных Штатах, проинформировал Министерство иностранных дел о том, что Вильсон утвердил формулировку, предложенную британским военным кабинетом. Так с помощью американских евреев сионисты преодолели еще одно серьезное препятствие.Основным полем сражения был все же Лондон, а не Вашингтон, и потому мы должны обратиться к вопросу сионистской политики в британской столице. Вейцман с самого начала войны верил в победу Англии, и военные успехи Германии не поколебали его веру. Хотя он ненавидел царский режим так же, как и любой из его коллег, он был невысокого мнения и о Германии. Его личный студенческий опыт в Германии не был счастливым. Похоже, что он стал убежденным англофилом еще в десятилетнем возрасте, когда писал своему учителю: «Все решили, что евреи должны погибнуть, но Англия, тем не менее, всегда останется милосердна к нам»[187]
. Вейцман считал решение оставить Исполнительный комитет в Берлине большой ошибкой, и когда его предложение перенести его в Голландию (или Соединенные Штаты) было отклонено, он прекратил переписку с коллегами за пределами стран Антанты и Соединенных Штатов.С этого момента его деятельность свелась к нарушению принципа нейтралитета движения как политической установки немецких сионистов. Но, в отличие от них, Вейцмана в результате ожидал успех.