История сионизма

Экспедиция была отправлена, и Гринберг продолжил переговоры в Каире. Но Герцль, опасавшийся, что дела идут не так гладко и быстро, как ему хотелось, решил также отправиться в Каир. Его встреча с Кромером («самым неприветливым англичанином, из тех которые мне встречались») не была успешной. Вице-король сказал Герцлю, что его не волнует представитель Турции в египетской столице. Но вопрос о снабжении водой имеет жизненно важное значение. Вода для ирригации может поступать только из Нила, и Герцль должен ждать сообщения комиссии. С этим Герцль и был отпущен. «Многовато высокомерия, — записал он в своем дневнике. — Смесь тропического безумия с самовластием вице-королей». После встречи с Кромером он почувствовал симпатию к египетскому национализму. Его поразил разумный молодой египтянин, с которым он встретился на лекции. «Они становятся хозяевами. Удивительно, что Англия не замечает этого. Она думает, что всегда будет иметь дело с феллахами»[86]. Герцль пробыл в Египте всего несколько дней, но переговоры затянулись на несколько месяцев. И в результате еще одно поражение. Египетское правительство отвергло проект, касающийся Эль-Ариш, потому что специалисты по ирригации сделали заключение, что для успешного осуществления проекта потребуется в пять раз больше воды, чем считалось первоначально. Отведение такого количества воды из Нила они сочли невозможным. 12 мая 1903 года Герцль получил телеграмму с сообщением, что проект окончательно отклонен. Через четыре дня он записал в своем дневнике, что считал синайский проект настолько определенным, что уже не хотел покупать фамильный склеп на дублинском кладбище, где был временно похоронен его отец: «Теперь я считаю, что дело настолько расстроилось, что мне нужно обращаться в городской суд и приобретать склеп»[87].

Но Герцль не прекратил работу. Месяцем ранее в Лондоне было упомянуто о новом проекте. Чемберлен, совершивший поездку по Африке, сказал Герцлю, что он увидел Уганду и подумал: «Вот земля для д-ра Герцля… но он, конечно, хочет только Палестину или ее окрестности». В Уганде, как сообщил Чемберлен, было жарко на побережье, но внутри страны для европейцев был превосходный климат. Там можно было производить сахар и хлопок. Герцль отмахнулся от этой идеи. Еврейское государство должно находиться вблизи Палестины. Когда-нибудь позже евреи смогут поселиться также и в Уганде, потому что слишком многие хотят эмигрировать. Но через месяц после провала проекта Эль-Ариш и после встречи Гринберга с Чемберленом Герцль был уже более склонен рассматривать Восточно-Африканский проект. Политическое значение этого предложения казалось важным. Вероятно, это можно будет использовать как учебный плацдарм для еврейских национальных сил? 30 мая Герцль написал Ротшильду: «Я не обескуражен. У меня уже есть другой план, и очень влиятельный человек готов помочь мне»[88]. Так началась еще одна важная глава в отчаянных усилиях Герцля найти страну для людей, не имеющих земли, и это вовлекло сионистское движение в такой глубокий кризис, с каким оно еще не сталкивалось.

До того, как обсужение вопроса об Уганде достигло решающей стадии, Герцль предпринял еще одну политическую миссию, которая возбудила еще большее недоверие и резкую критику в рядах его движения. В августе 1903 года он поехал в Санкт-Петербург, чтобы обсудить с руководящими членами царского правительства различные возможности ускорения эмиграции русских евреев. Но как мог Герцль разговаривать с Плеве, главным реакционером, который, как министр внутренних дел, нес ответственность за ужасные волны погромов, прокатившиеся по России всего несколько месяцев тому назад, с человеком, «чьи руки были запятнаны кровью тысяч еврейских жертв»? (Вейцман). Всего несколькими месяцами ранее, между 6 и 8 апреля, во время Кишиневского погрома было убито около пятидесяти евреев, множество ранено и многие еврейские женщины были изнасилованы. В еврейской общине царило единственное чувство — ужас. Но было также и жутким позором, что евреев избивали и убивали, как овец, без всякого сопротивления с их стороны. «Великая скорбь и великий позор, — писал после этой резни Бялик, — и что из двух более велико, ответь, о сын человеческий!» «Внуки Маккавеев — они бегут, как мыши, они прячутся, как клопы, и умирают, как собаки, где бы ни находились».