История Сицилии

Король вечно в Бельведере. Он заглядывает сюда время от времени, всего на несколько минут. Порою я отправляюсь к нему, и это немалое испытание по здешней ужасной жаре и пыли. Мы полностью разделены и вынуждены переписываться друг с другом… Принц приходит на заседания совета в отсутствие своего отца, я бываю на них только от имени короля… Король не любит город и жаждет одиночества, ибо он не может привыкнуть и не желает мириться с владычеством французов и выполнять приказы, будь то генерала или Бонапарта. Он тоскует по Сицилии, где его никогда не унижали и не оскорбляли. На самом деле он пребывает в постоянной ярости, которая угнетает меня. Он категорически отказывается принимать грамоты Алькиера, но позволяет сыну представлять себя… Он утверждает, что у него непременно случатся судороги или удар и это его убьет…

Мы слышали, что генерал Актон прибыл в Палермо 31-го числа [май 1804 года]. Его встретили овацией, а сицилийцы говорят: «Человек, которого преследуют французы, наверняка неподкупен».

Лишь после того как Наполеон короновался императором 2 декабря 1804 года, Мария-Каролина удостоилась крохотной «компенсации». Впредь, едва Алькиер, пламенный республиканец, голосовавший за казнь Людовика XVI, обращался к ней, она с наслаждением наблюдала за его лицом, произнося немыслимые прежде слова: «Император, ваш господин».

Двадцать шестого мая 1805 года в Миланском соборе Наполеон Бонапарт короновался повторно – на сей раз Железным венцом Ломбардии – и объявил себя королем Италии. Для Фердинанда и Марии-Каролины подобный поступок олицетворял непосредственную угрозу их собственному королевству; поэтому, несмотря на свою уязвимость, они потребовали объяснений. Наполеон предсказуемо пришел в ярость, которую усугубило известие о недавней высадке значительного русского десанта на Корфу, а также о прибытии британских подкреплений на Мальту. Позднее, принимая неаполитанского посла, манерного принца Кардито, он заставил того выслушивать разглагольствования того рода, что уже быстро становились знаменитыми, – обозвал Марию-Каролину лесбиянкой и «коварной Мессалиной нашего времени». Британский корабль, который по-прежнему стоит в заливе, заявил он, не помешает свергнуть ее с трона. Когда эти слова передали королеве, она сделала логичный вывод, что французского вторжения не избежать. У нее было два союзника, англичане и русские, и оба обещали защитить королевство, а русские даже прислали двух генералов с довольно неожиданными фамилиями Лейси и Опперманн, чтобы изучить положение дел на месте. Ни один из них не добился уважения; король находил их забавными и не пытался скрывать свое отношение. Лейси, ирландец по происхождению, охотнее говорил по-русски, чем по-английски, когда у него прорезался сильный ирландский акцент. Чрезвычайно старый, он имел привычку доставать из кармана ночной колпак и крепко засыпать на совещаниях. Эльзасец Опперманн постоянно жаловался. Именно он принимал все решения.

С толикой помощи этих двоих королеве удалось – хотя она понимала, что надежда не допустить полномасштабное вторжение крайне мала, – заключить новое соглашение в сентябре, и русский царь согласился прислать вооруженный отряд, способный дополнить 6000 британских солдат на Мальте. Это соглашение, пожалуй, было не столь спасительным, каким казалось; Санкт-Петербург находился далеко, и Неаполь попадал в полную зависимость от самодурства русского командующего экспедиционным корпусом. Неделей или двумя позже пришли обнадеживающие новости из Парижа: французские войска покинут королевство в течение месяца. За это Фердинанд обязывался строго соблюдать нейтралитет и не пускать никакие корабли воюющих государств в свои порты. Кроме того, ему запрещалось привлекать французских эмигрантов и подданных любой державы, враждебной Франции, к военному командованию. По сути это означало, что, по мнению Наполеона, от Сен-Сира и его людей будет больше пользы в Ломбардии, чем в Апулии; по крайней мере, Неаполь получил отсрочку.