История Сицилии

Та оказалась короткой. 19 ноября первый русский конвой вошел в Неаполитанский залив. Вскоре после того 7000 британцев высадились в Кастелламаре – примерно в двадцати милях к юго-востоку от Неаполя, – а около 13 000 русских и албанцев сошли на берег в самом городе. Численность неаполитанской армии, какой бы та ни была, чуть не дотягивала до 10 000 человек; ее боевой дух был низок, дисциплина, конечно, хромала. Спешно проведенный рекрутский набор обернулся катастрофой: мужчины преднамеренно калечили себя, чтобы увернуться от призыва. Мария-Каролина приветствовали вновь прибывших, радуясь, что положение наконец-то начинает выправляться; Фердинанд, на сей раз проявив больше мудрости, нежели супруга, твердил, что его страна обречена. Он помышлял исключительно о возвращении на Сицилию и утешал себя тем, что не оставил французам на материке ни одного дикого кабана. Известен, кстати, исторический анекдот об албанском полковнике, которого король повстречал на обратном пути с охоты.

«Куда идешь?» – спросил король.

«В Абруцци», – отвечал полковник.

«Зачем?»

«Чтобы воевать».

«Против кого?»

«Против французов, ваше величество».

«Бог в помощь», – пробормотал король и уехал прочь.

* * *

Второго декабря 1805 года в одном из самых судьбоносных сражений в своей карьере Наполеон, численность армии которого составляла 68 000 человек, одолел объединенное войско русских и австрийцев численностью 90 000 человек при Аустерлице в Моравии. На следующий день после Рождества, согласно условиям договора, подписанного в Прессбурге (ныне Братислава), Австрия вынужденно возвратила Франции все венецианские территории, которые приобрела в 1797 году по договору в Кампо-Формио; вместе с побережьями Истрии и Далмации они вошли в состав нового Итальянского королевства Наполеона. Император отказался включать в договор какие-либо положения, касавшиеся Неаполя; более того, в день подписания договора он заявил, что намерен «свергнуть с престола эту преступницу, которая столь бесстыдно нарушает правила, священные среди мужчин». В своем последующем обращении к армии он развил эту мысль: «Должны ли мы верить двору, который не соблюдает верности, не ведает чести и не слышит голос разума? Нет нет и нет! Неаполитанская династия прекратила править, ее существование несовместимо с миром в Европе и с честью моей короны».

Новость о поражении под Аустерлицем как будто вселила панику в сердца и умы русских, которые решили немедленно отступить в Калабрию. Британский генерал сэр Джеймс Крейг возражал, но все-таки последовал их примеру. Мария-Каролина гневалась, как умела она одна. Признаться, она почти ожидала чего-то подобного от русских, но для британцев это было поистине непростительно:

Запах пороха отравляет изнеженное обоняние генерала Крейга, и он потому жаждет ускользнуть даже от слабого дуновения. Надеюсь, он уцелеет и уйдет в монахи, опозорив свою страну и принудив ее утратить всякое влияние на торговлю в Средиземноморье, Леванте и Египте; британцам предстоит долго ощущать последствия этого шага. Я полностью разуверилась в англичанах.

Затем, 10 января 1806 года, генералы союзников передумали. Они решили вовсе не защищать Калабрию и отправиться прямиком домой. Для короля Фердинанда этого было вполне достаточно: как Неаполь может сопротивляться армии, разгромившей Австрийскую империю? 23 января король отплыл на Сицилию, оставив королеву и наследного принца заниматься подготовкой к обороне города. Чуть более двух недель спустя принц объявил, что уезжает в Калабрию «объединить предпринимаемые усилия»; Мария-Каролина наконец осознала, что ситуация безнадежна и в Неаполе оставаться бессмысленно и опасно. Вместе с двумя незамужними дочерьми, невесткой (наследной принцессой), двумя внучками и одиннадцатью придворными она во второй половине дня 11 февраля взошла на борт неаполитанского фрегата «Архимед», мысленно готовясь к зимним невзгодам в Палермо. Но ее беды еще не закончились. Погода выдалась немногим лучше той, что отравляла их путешествие с Нельсоном и Гамильтонами. Сильный шторм расстроил конвой, двадцать шесть транспортов оказались выброшенными на берег, где их захватили французы (или они сами сдались французам). Несколько судов лишились всего груза, а вся переписка правительства попала в руки врага. Минуло пять жутких суток, прежде чем «Архимед», оставшийся почти в полном одиночестве, бросил якорь в гавани Палермо.