С другой стороны, он теперь, впервые за свою долгую карьеру, единолично командовал армией, а этой армии предстояла нелегкая задача. Бурбоны покинули Палермо, но не сдались и по-прежнему располагали гарнизоном в 18 000 человек в Мессине и малыми гарнизонами в Милаццо, Аугусте и Сиракузах. Оставив Палермо в середине июля, Гарибальди двинулся в поход по острову. На Милаццо он напал в пятницу, 20 июля. Его отряд насчитывал около 5000 человек – против примерно 4700 человек у Бурбонов, считая кавалерийский эскадрон и восемь орудий.
Сражение оказалось долгим и упорным, тяготы боестолкновения усугубляла иссушающая жара. Около полудня Гарибальди чудом избежал смерти, когда вражеский кавалерист занес над ним саблю; по счастью, в этот миг пуля поразила лошадь врага, Гарибальди отразил удар и убил кавалериста. Противники с обеих сторон буквально валились с ног от изнеможения, но исход битвы оставался неясным. Лишь в середине дня Гарибальди вдруг сообразил, как следует поступить. На рейде стоял его единственный военный корабль – десятипушечный паровой корвет «Велоче», который дезертировал из флота Бурбонов и был позднее переименован в «Тукери», в честь венгерского героя, погибшего на баррикадах Палермо. Гарибальди кинулся к лодке, что ожидала у берега, добрался до корвета и приказал стрелять по неаполитанским войскам. Застигнутые врасплох, те запаниковали и бросились под укрытие древнего замка. Город, оставшийся без защиты, был захвачен инсургентами. Гарибальди въехал в Милаццо на своей лошади Марсале, затем спешился в саду церкви, положил седло на землю, как подушку, и немедленно заснул.
Замок был невелик и, конечно, не мог вместить более 4000 человек; запасы продовольствия и воды были скудными, и стояло, напомню, жаркое сицилийское лето. Когда 23 июля у побережья появилась неаполитанская эскадра, Гарибальди приготовился сражаться, но вскоре ему донесли, что враг хочет вести переговоры о сдаче замка и эвакуации войск. На следующий день обо всем договорились. Истощенные, умирающие от жажды люди кое-как добрели до кораблей, и эскадра ушла обратно в Неаполь. Гарибальди присвоил их оружие, снаряжение, лошадей и половину мулов.
Что касается живой силы, потери повстанцев значительно превышали потери армии Бурбонов – 800 против приблизительно 150 человек, зато Бурбоны фактически лишились Сицилии. Теперь наконец остров был свободен. Однако им следовало как-то управлять, и Гарибальди, сохраняя статус временного диктатора, постоянно подчеркивал, что в ближайшее время остров займет достойное место в составе объединенной Италии. Сам он был больше полководцем, чем государственным деятелем; поэтому ему по-настоящему повезло иметь рядом такого человека, как Франческо Криспи. Сицилиец, адвокат и просто очень умный человек, Криспи знал и понимал остров, как никто другой. Уже после битвы при Калатафими он назначил губернатора в каждый из двадцати четырех районов, на которые административно делилась Сицилия, и снабдил их полномочиями по переустройству местного управления – теми способами, какие они сочтут необходимым. Когда 2 июня Гарибальди сформировал регулярное правительство с шестью министерствами, Криспи взял на себя два важнейших – Министерства внутренних дел и финансов. Далее Сицилия лишний раз обозначила свою независимость, учредив дипломатические миссии в Турине, Париже и Лондоне.
Гарибальди сосредоточился на завоевании поддержки в народе. Он распорядился выплатить компенсации за ущерб, причиненный бомбардировками, установил поощрения за принятие в семьи сирот и объявил о финансовой помощи беднейшим семьям на постоянной основе. Еще он выказывал почти карикатурное в проявлениях уважение к церкви, посещал мужские и женские монастыри, целовал распятия, а 15 июля присутствовал в соборе на мессе в честь покровительницы Палермо святой Розалии. Облаченный в непременную красную рубашку, он уселся на королевский трон, тем самым как бы приняв полномочия апостольского легата, былую привилегию королей Сицилии. Пока читали Священное Писание, он держал меч обнаженным, в знак своей готовности защищать церковь.
Каков был следующий шаг? Когда Сицилия официально присоединится к быстро растущему королевству Виктора-Эммануила? По мнению Кавура, чем раньше, тем лучше; но против спешки горячо возражали Гарибальди и Криспи. Во всех отношениях, указывали они, Сицилия и без того уже является частью королевства. Сицилийцы разделяют эту убежденность, а с неизбежными формальностями и юридическими тонкостями можно повременить, пока не завершилась война в других областях. Вдобавок эти двое беспокоились (хотя проявляли достаточную осторожность и не говорили о том публично), что, если остров юридически объединится с Италией, Кавур может запретить использовать Сицилию в качестве плацдарма для наступления на Неаполь, Рим и Венецию.
Эти опасения ни в коем случае не были беспочвенными. 1 августа 1860 года Кавур писал в отчаянии своему chef de cabinet[174]
и близкому другу Костантино Нигра: