Таким образом, разговор с умирающим становится еще и жанром публичного дискурса: мы наблюдаем за каждым словом и действием хосписных гуру, которые поняли смерть, а потому имеют право нести нам истину. Адепты паллиативной помощи не только стремятся дестигматизировать процесс умирания, придать ему статус естественного и нестыдного, но и интегрируют его в повседневную жизнь: открывают курсы по уходу за безнадежно больными, привлекают к паллиативному уходу родственников. Современные хосписы стали воплощением идеи «хорошего умирания» в том виде, в каком ее формулирует условный средний класс.
Как бы умирал Иван Ильич сегодня? Скорее всего, он лежал бы в хорошем хосписе в пределах Садового кольца, где получал бы качественные обезболивающие препараты. Его бы вкусно и разнообразно кормили, о нем бы заботились профессиональные медсестры, к нему бы приходили волонтеры-аниматоры. А еще кто-нибудь непременно снял бы документальное кино о его героической борьбе с болезнью и стойком принятии неизбежного конца. Возможно, он бы даже вел блог о борьбе со смертью или написал бы книгу «25 правил счастливой жизни и смерти».
Но сделало бы это Ивана Ильича счастливее? Стал бы он от этого более умиротворенным?
Глава IV
Новые лики бессмертия: от идеи воскрешения до цифровых клонов
21 января 1924 года в возрасте 53 лет после тяжелой болезни скончался создатель первого в мире социалистического государства Владимир Ильич Ленин. Через шесть дней состоялись его похороны. Гроб с забальзамированным телом поместили внутрь спешно построенного на Красной площади деревянного Мавзолея и выставили на всеобщее обозрение.
Советское руководство озаботилось судьбой тела Ленина еще при жизни вождя, осенью 1923 года. Правда, поначалу бальзамация не казалась приоритетным решением — Владимира Ильича хотели кремировать. Тем не менее бальзамацию рассматривали как сильное идеологическое оружие: оставить тело нетленным значило превратить останки вождя в новую реликвию, альтернативу православным мощам, и это укладывалось в программу «богостроительства» [95].
Но есть и другая, более «практическая» версия того, зачем большевикам нужна была бальзамация: согласно ей, идеологи хотели сохранить надежду на будущее воскрешение вождя. В пользу этого мнения — непосредственное участие в засекреченной процедуре бальзамации первого наркома внешней торговли Леонида Красина. Он занимал высокое положение в партийной иерархии и искренне верил в грядущее воскрешение великих покойников. Кроме того, Красин был близок к другому советскому идеологу — ученому, врачу и писателю-утописту Александру Богданову. Известно, что последний ставил на себе опыты по переливанию крови ради омоложения, а впоследствии на этой процедуре у него перебывали многие партийные чины; позже он стал создателем всей советской гематологии.
Гипотеза, что часть номенклатуры верила в возможность воскрешения забальзамированного вождя, покажется еще менее абсурдной, если обратиться к философским и эстетическим основаниям ранних советских идеологов. На 1920-е годы пришелся расцвет ряда футуристических прогрессивистских концепций — прежде всего, космизма. Основы учения сформулировал религиозный философ Николай Фёдоров, который исходил из того, что глубинный смысл христианства — в воскрешении предков. Осуществит его Бог, но сделает он это человеческими руками: например, с помощью современной науки. При этом ясно, что миллиарды воскрешенных не уместятся на нашей планете, поэтому Фёдоров предлагал заселить ими другие. Так родился замысел освоения космического пространства.
Космизм и идея воскрешения легли в основу множества ранних советских художественных и литературных практик. В начале 1920-х годов в Москве и Петрограде сформировались группы поэтов-биокосмистов, воспевавших веру в скорое воскрешение мертвых и победу над смертью. Один из лидеров этого движения Александр Ярославский в своих стихах высказался об идее личного бессмертия через сохранение тела с помощью холодового анабиоза:
Позже эта идея ляжет в основание современной крионики.