История со счастливым концом

Торговые ряды заполнены кучами пестрых плодов лета. Осиный рой кружит над венгерской черешней, но Вахур замечает, что основательная масса ос жужжит в банке-ловушке. Такого приспособления он раньше не встречал, и похожая на Хелен Миррен торговка фруктами объясняет, что вначале для приманки она положила в банку меда, но осы не проявили к нему ни малейшего интереса, и только когда она выдавила туда несколько черешен, они с жадностью устремились в ловушку.

— Осы — наше вечное наказание, но нынче их особенно много, — сетует она.

— Говорят, что осы помогают от импотенции, — как бы между прочим шутит Вахур.

— Как это, дать им жалить, что ли? — с живым интересом откликается псевдо-Миррен.

Вахур чуть было не кивнул утвердительно, но тут представил себе, как пойманных в ловушку ос прикладывают к вялому прибору какого-нибудь мужчины, и шутка показалась ему излишне жестокой. Ведь ни эта псевдо-Миррен, ни ее муж ничего плохого ему не сделали и дорогу нигде не перешли. И Вахур объясняет, что, кажется, из ос делают настой или мазь, но точно он не знает. Купил полкило черешни — крупной, даже чересчур крупной, и как-то сомнительно, чтобы она была уж слишком экологически чистой. Но Вахуру плевать на это.

— Значит, если залить этих ос кипятком и дать настояться, что-то вроде целебного чая получится, или как?.. — с сомнением спрашивает торговка.

— Наверно, так, — бубнит Вахур, засовывая черешню в сумку и переходя к следующему лотку.

Для него осиная тема исчерпана, а через секунду уже забыта, но можно быть почти уверенным, что о выдуманном минуту назад средстве от импотенции сегодня же вечером будут говорить во многих семьях и, вероятно, даже станут вымачивать в кипятке пойманных в банки ос.

Макушка лета еще не пройдена, сезон клубники, правда, заканчивается, но теперь на рынке предлагают и покупают черешню, вишню, малину, чернику. Народ ходит меж лотков не спеша, в каком-то неуловимом, но определенном ритме — в любом случае очень мирно и уравновешенно, что удивительно контрастирует с буйством красок на прилавках. Цветное должно бы быть нервным, приходит Вахуру в голову странная мысль… Интересно, откуда этот карикатурист взял, что я вегетарианец? Кто-то сказал, что я люблю салаты? Или он где-то краем уха услышал что-то невнятное, и в потоке слов вычленил мое имя, овощи и питание… Вахур задумывается о природе сплетен, вернее сказать, слухов, что сродни детской игре в испорченный телефон — один шепчет на ухо другому какое-нибудь слово, а в конце цепочки оно коверкается и искажается до неузнаваемости. Слово самотеком «уходит в народ», перелетает птичкой из уст в уста, лохматый превращается в милого или наоборот, и слух начинает жить своей жизнью.

— Попутного ветра вам, слова, — хмыкает Вахур и ему вдруг становится весело. Он вглядывается в мирно разгуливающих по рынку посетителей. Ни один из них понятия не имеет, что говорят о нем в данный момент другие. Им и в голову не приходит опасаться, что уже в следующий миг они могут оказаться на языке какого-нибудь доброго знакомого и будут немилосердно оттреплены. Щедрый человек вмиг станет жадным — и это всего-то зависит от незначительной обмолвки или неверно услышанного разговора…

Вахур вспоминает недавнюю историю своего соседа с полицией. На время работы в Англии тот сдал в аренду квартиру, а ее тут же без ведома хозяина превратили в одну из точек цепи борделей. Это вышло наружу, началось уголовное производство, среди других и Вахуру пришлось отвечать на многочисленные вопросы следователя.

— Во всяком случае на меня эти девушки производили хорошее впечатление… — с улыбкой заверил он полицейского чина, но случайному свидетелю того, как из его квартиры выходили люди в форме, могло показаться, что и Вахур причастен к этой нашумевшей истории…

В мгновение ока веселье гаснет, и над его дымящимися головешками всплывает видение — разговор на днях со случайным знакомым, скорее с незнакомцем, которого Вахур даже не знает, как звать, но кто весьма по-домашнему расположился в буфете их учреждения.

— А ты в курсе… — произнес знакомый-незнакомец, как-то особенно осторожно подбирая слова, чтобы затем вкрадчиво донести их до сознания Вахура. — Говорят, что у тебя какие-то там разборки с полицией, что ходишь на допросы и всякое такое, я-то не верю… но все-таки… решил, что поговорю об этом с тобой.

В тот раз Вахур воспринял это как шутку, ему показалось комичным, что чей-то мозг фабрикует невероятные выдумки о его проблемах с законом, и в порыве дурашливого настроя он подавил улыбку, а вместо нее изобразил на лице испуг.

— Мне не хотелось бы говорить об этом, — сказал он после многозначительной паузы, усердно вращая глазами.