История Соединенных Штатов Америки

1. Мэдисон — крупный знаток конституционного права, человек тонкого ума и глубокой порядочности, гораздо более эрудированный, чем Джефферсон, с юных лет отличался особым блеском, но при этом всегда оставался на втором плане. Он стеснялся своей физической немощи, не позволившей ему участвовать в Войне за независимость. С раннего детства он полагал, что ему уготована ранняя смерть, но он ушел из жизни только в восемьдесят пять лет. Невысокий голубоглазый блондин, всегда одетый в черное, с завязанными на затылке напудренными волосами, он проводил все свое время за чтением и сочинениями. Друзья любили его, народ его не знал. И хотя в узком кругу он проявлял присущее ему чувство юмора, которое можно было даже назвать галльским, те, кто был мало с ним знаком, считали его настолько пресным, что даже не пытались приписать ему какие-то скандальные истории. Без помощи своей жены и Джефферсона он никогда бы не стал президентом, правда не слишком сожалел об этом. В сорок три года он женился на молодой вдове Долли Тодд, хорошенькой толстушке, настолько же умело лавировавшей в среде политиков, насколько в этом ничего не смыслил ее муж. Он познакомился с ней Филадельфии, где она вместе с матерью держала пансион, где останавливался ужасный Аарон Бёрр. Однажды он привел туда «великого маленького Мэдисона», тот влюбился в Долли и женился на ней. В бытность его госсекретарем, она подготовила его предвыборную кампанию на пост президента, угощала членов конгресса настолько изысканными и обильными яствами, что необычно высокую смертность среди сенаторов в тот год общественное мнение приписывало именно этим пиршествам. В день инаугурации Мэдисона трясло так, что трудно было разобрать, что он говорит. Впрочем, ничего особенного он и не изрек. Джефферсон, напротив, выглядел сияющим. Что касается Долли Мэдисон, то на приеме после церемонии «она выглядела как королева», в бархатном платье с длинным шлейфом, в жемчужном ожерелье и тюрбане с перьями из райских птиц, присланном прямо из Парижа. Мэдисон же казался совершенно изнуренным. Один из друзей, увидев, что он страшно бледен и едва держится на ногах, сказал: «Я хотел бы предложить вам сесть». — «Я бы не отказался, — ответил Мэдисон и добавил со свойственным ему меланхоличным юмором: — Но с гораздо большим удовольствием я бы оказался сейчас в своей постели».

Гилберт Стюарт. Портрет Джеймса Мэдисона, четвертого президента США. 1805–1807

Гилберт Стюарт. Портрет Долли Мэдисон, супруги президента. 1804

2. В то время Республиканская партия была настолько расколота из-за споров по внешней политике и эмбарго, что Мэдисону с большим трудом удалось сформировать правительство. Он оставил Галлатина во главе казначейства, но вынужден был назначить госсекретарем Роберта Смита, которого недолюбливал, и тот буквально положил начало эре дипломатических неудач. Между Госдепартаментом и британским послом Дэвидом Эрскином была достигнута договоренность, что Соединенные Штаты возобновят торговлю с Англией при условии, что приказы Совета по отношению к Соединенным Штатам будут аннулированы. Это было триумфом нового президента, и вся страна рассыпалась в похвалах ему. Но Эрскин превысил свои полномочия и навлек на себя гнев Каннинга; приказы Совета остались в силе, и Мэдисону, увы, снова пришлось вводить эмбарго. В довершение всех бед Эрскин был отозван, и на его место прислали Джексона по прозвищу Фрэнсис Копенгагенский, известного в дипломатическом корпусе своей самоуверенностью и дерзостью. В Вашингтоне Джексон буквально превзошел самого себя и держался настолько вызывающе, что мягкий по натуре Мэдисон отказался иметь с ним дело, и Джексона также отозвали из Америки. Однако корабли по-прежнему стояли пришвартованными в портовых доках, а моряки-янки протестовали. Конгресс опробовал новую политику: он санкционировал возобновление всей торговли, но заранее решил, что если одна из стран — будь то Франция или Англия — не отменит свои дискриминационные меры, то приостановят торговлю с обеими. Это была награда, предложенная первому, кто уступит. Наполеон ее принял, неожиданно объявив американскому правительству, что отменяет Берлинский и Миланский декреты. Хотя Джон Куинси Адамс недаром считал, что «это всего лишь ловушка, чтобы вынудить нас вступить в войну с Англией», Мэдисону, связанному своим заявлением, оставалось лишь согласиться с решением Наполеона и вновь прекратить торговые сношения с Великобританией, что означало подвергнуться риску развязывания войны. Президент обратился к конгрессу, требуя средства на укрепление обороноспособности страны, но конгресс, полномочия которого истекли, думал скорее о выборах, чем о неприятеле, и решения принято не было. Мэдисон заменил госсекретаря Роберта Смита на Монро, который хорошо знал Англию и надеялся сохранить с ней мир.