История Соединенных Штатов Америки

7. Вершиной ораторского искусства в этом споре стали знаменитые дебаты Хейна — Уэбстера, в ходе которых два выдающихся оратора изложили сенату свои диаметрально противоположные взгляды на Конституцию. Дэниел Уэбстер, представитель восточных штатов, был прекрасным адвокатом, природа наградила его массивной головой, блестящими «черными как ночь» глазами и, в зависимости от обстоятельств, то громовым, то бархатным голосом. В начале своей карьеры, когда Восток склонялся к сепаратизму, Уэбстер защищал права штатов. Потом, в то же самое время, что и его компатриоты в Новой Англии, он стал националистом. Его амбиции не уступали его таланту. «Я еще ничего не свершил, — говорил он своему другу. — В тридцать лет Александр завоевал мир, а мне уже сорок…» И хотя из-за тщеславия его речи иногда казались напыщенными, он умел пробудить в слушателях сильные эмоции, а в свои лучшие минуты мог быть даже величествен. Его противник Хейн не обладал подобными талантами, но отличался большим изяществом мысли. Каждый из них произнес серию речей. Слушателей с каждым разом все прибывало, и к дверям сената выстраивались длинные очереди. Хейн обвинил Новую Англию в «секционализме»[12], а Уэбстер блестяще ее защищал: «Господин президент, я не стану восхвалять Массачусетс, он в этом не нуждается. Он перед вами. Взгляните и судите сами. Вот его история, мир знает ее наизусть… Вот Бостон и Конкорд, Лексингтон и Банкер-Хилл, вот победоносные имена, которые останутся навеки…» Его главной темой была защита Союза: «Конституция позаботилась о разделении власти между федеральным правительством и штатами. Если есть сомнения, то только Верховный суд должен решить вопрос об отделении. Ни один штат не имеет права отменить федеральный закон, ибо, если один-единственный штат один-единственный раз посмеет присвоить себе это право, Союзу придет конец».

8. Заключительная часть его речи стала в Соединенных Штатах классикой: «Когда мои глаза в последний раз обратятся к солнцу, позвольте им не увидеть, как его лучи сияют на оставшихся жалких осколках того, что некогда было славным Союзом, — на разделенных, не пришедших к согласию, воюющих между собой штатах, на стране, раздираемой гражданской войной и политой братской кровью! Пусть лучше мой затухающий и слабый взор созерцает славное знамя Республики, отныне знакомой и почитаемой во всем мире, пусть ее оружие и ее трофеи сверкают своим подлинным блеском, пусть ни одна из его полос не будет стерта и запятнана, ни одна из звезд не потускнеет, а в качестве девиза пусть звучит не жалкий вопрос: „Во имя чего все это?“ — и не устрашающие, безумные слова: „Сперва Свобода, затем Союз“, а негаснущие светящиеся буквы, начертанные на всей его поверхности, лучащиеся в его широких складках, парящих над сушей и над морем, на всех ветрах и на небесных просторах, выражающие то, что дорого каждому американскому сердцу: Свобода и Союз, отныне и навеки, единые и неделимые».

9. Но фигуры речи не решают экономических проблем. У Юга были законные основания быть недовольным «Тарифом мерзостей». Постоянный рост производства хлопка снижал на него цены, тогда как тариф, без конца повышаемый по требованию северных производителей, увеличивал стоимость изготовленных товаров. Разорение плантаторов грозило перерасти в восстание. И если для Севера и Запада Союз превратился бы в средство эксплуатации Юга, то Юг отменил бы несправедливые законы и при необходимости вышел бы из Союза. Кэлхун иногда говорил, что президента Соединенных Штатов по примеру Рима можно было бы заменить двумя консулами: одного назначал бы Север, другого — Юг. Джексон решил подавить этот подспудный бунт. В апреле 1830 года, когда и президент, и вице-президент присутствовали на банкете по случаю дня рождения Джефферсона, в момент произнесения тостов Джексон встал и, глядя Кэлхуну прямо в глаза, выкрикнул: «Наш Союз!.. Он должен быть сохранен». Один из присутствующих так описывает эту сцену: «Объявление военного положения в Южной Каролине и приказ об аресте Кэлхуна не произвели бы большего впечатления. Смех стих. Не добавив больше ни слова, президент поднял свой бокал, что означало, что этот тост пьют стоя. Кэлхун встал вместе с другими гостями. Бокал в его руке дрожал… Когда все уселись на свои места, он медленно и неуверенно предложил второй тост: „Союз!.. Вот самое ценное, что у нас есть после свободы“. Потом добавил: „Мы должны помнить, что спасти его можно, лишь уважая права штатов и поровну распределяя блага и бремя Союза“». Кэлхун проявил храбрость и присутствие духа, но президент обладал силой и готов был ею воспользоваться.

Эндрю Джексон и его кабинет министров. Сатирический рисунок. 1836

Эндрю Джексон, седьмой президент Соединенных Штатов. Монета в один доллар