История социологической мысли. Том 2

Все это, несомненно, входит в понятие реконструкции теории Парсонса, как неофункционалисты охотнее всего называли то, чем они занимались. Менее ясным, однако, представляется то, почему они считают уместным признавать себя не просто функционалистами, а неофункционалистами. Ведь можно утверждать, что по сути речь идет не о создании чего-то существенно нового, а лишь о модификации классической доктрины. Конечно, нет недостатка в заверениях, что «‹…› неофункционализм отличается от ортодоксальной парсоновской мысли решительно и порой радикально»[993], но скептик может на это ответить, что главным источником различий является не что иное, как прививка к теории Парсонса множества чуждых ей элементов, которые она, скорее всего, будет не в состоянии принять. Вопрос этот кажется пока неразрешимым, поскольку неофункционализм до сих пор представляет собой не столько готовую теорию, сколько проект теории, указывающий принципиальное направление поисков и род дилемм, с которыми должна справиться социология, но не дающий конкретных, тщательно разработанных решений. Речь идет о движении к синтезу и главным образом о таких дилеммах, как agency and structure[994], взаимодействие – социальная система, микросоциология – макросоциология, порядок – изменение, эмпирия – теория. Как мы убедимся в следующей главе, эта программа находится на столбовой дороге современной социологической мысли и хотя бы уже только по одной этой причине заслуживает пристального внимания. Но не только по этой причине. Она особенно интересна как свидетельство теоретической ситуации, сложившейся после периода полемики вокруг функционализма в социологии. Как ни парадоксально, но ее появление стало очередным доказательством того, что «эпоха Парсонса» ушла безвозвратно.

Добавление «нео-» к названию направления выражало, по-видимому, осознание того, что начинается нечто новое и надо действовать в ситуации, в которой функционализм утратил почти всю свою былую привлекательность и, что самое главное, лишился права отождествлять себя с социологией как таковой. Выступление неофункционалистов имело место в условиях соперничества множества разных направлений и идей, когда реаффирмация функционализма как такового стала невозможной и, чтобы быть услышанным, требовалось продемонстрировать, что ты не являешься эпигоном, который настолько прочно связан традицией, что во имя нее отвергает все новые решения. Скорее следовало продемонстрировать, что ты готов их принять, однако при условии, что они не уничтожат традиционную систему координат, в пользу сохранения которой свидетельствуют важные теоретические соображения. Такая позиция была необходима, чтобы завязать диалог как с представителями «конвенциональной» социологии, так и с ее радикальными критиками (к числу которых в студенческие годы принадлежал, кстати, и сам Александер, сильно увлекавшийся тогда марксизмом) и приступить к синтезу, который предположительно должен означать выход за пределы как позиции Парсонса, так и его критиков. Неофункционализм пока что такого синтеза не предложил, и не исключено, что он окажется лишь переходным этапом, после которого его представители включатся, как это сделал Александер, в «новое теоретическое движение в социологии», для которого Парсонс будет, конечно же, классиком, но необязательно более важным, чем Маркс, Вебер, Дюркгейм или кто-то еще. Предвидеть здесь что-либо трудно; можно лишь повторить, что сегодняшний неофункционализм не является окончательно сформировавшейся теоретической перспективой.

Неофункционализм, вероятно, связан с новой теоретической ситуацией еще и по другой причине, и лучше всего это видно на примере Александера. Его характеризует противоречащая позитивистской традиции философия науки, согласно которой развитие социологии или же какой-либо другой области знания невозможно представить как простое накопление эмпирического материала и построение на его основе обобщений все более высокого уровня. Это скорее процесс противостояния великих теорий, разных «традиций», у истоков которых всегда стоят харизматические личности. Социология имеет дело не с реальностью как таковой, а с реальностью, опосредованной через существующие «парадигмы»[995]. Эта «постпозитивистская» философия открыто противоречит господствовавшим ранее взглядам, и, быть может, именно она обозначает самую четкую границу между неофункционализмом и классическим функционализмом, сближая первый с теми направлениями, о которых пойдет речь в следующем разделе. Обсуждая здесь неофункционализм, мы нарушили хронологический порядок, но это показалось нам обоснованным, поскольку иначе эта глава могла бы оставить ложное впечатление, будто социологический функционализм исчез бесследно.

Заключительные замечания