История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

Мы подходим здесь к основному фактору, определившему исход битвы за Москву. Решимость отстоять столицу передалась от руководителей к народу, солдатам. Перед лицом наглого вражеского натиска войска требовали более энергичного отпора и хотели, чтобы командование сумело организовать этот отпор. В историю войны вошло немало индивидуальных и групповых подвигов, вписанных в легендарный послужной список Советской Армии. Но наиболее прославленные случаи — это лишь отдельные (хотя, разумеется, достойные навечно остаться в памяти) эпизоды поразительной стойкости всего народа, его коллективного мужества. Кое-кто из немецких генералов после войны задавался вопросом, что произошло бы, если бы Москва пала. И некоторые из них отвечали, что сопротивление все равно продолжалось бы[25]. Понятно, что вопрос чисто гипотетический, но в рамках этой гипотезы ответ, вероятно, правильный. Не следует вместе с тем недооценивать важности Москвы, Она представляла собой не только крупнейший экономический и стратегический центр, поскольку была главным узлом, коммуникаций всей европейской части России: огромно было ее морально-политическое значение центра, воодушевлявшего весь народ на борьбу. Москва не должна была пасть, потому что народ не мог смириться с этой мыслью. Одним из девизов всего сражения сделались поэтому слова: «Дальше отступать некуда». Они означали, что за Москвой для ее защитников не было места. Речь шла, пожалуй, не столько о военном или политическом приказе, сколько о своего рода гражданском императиве[26].

И Москва не пала. После паники в середине октября город приобрел другой облик. Два миллиона жителей были по тем или /43/ иным причинам эвакуированы[27]. Оставшееся, вдвое сократившееся население практически было мобилизовано наравне с военнослужащими. На продолжавших действовать фабриках и заводах рабочие трудились для фронта, выстаивая у станков по 12 и даже по 18 часов в сутки. Изменился внешний вид города: он стал «суровым, воинственным и героическим»[28]. Поперек улиц выстроились ряды «ежей» и противотанковых надолб. В воздухе висели аэростаты противовоздушной обороны. После потерь, понесенных в начале войны, советская авиация только-только начинала оправляться. Почти вся она была сосредоточена у Москвы, что гарантировало городу действенную и надежную защиту с воздуха: лишь 3% вражеских самолетов смогло прорваться к намеченным объектам[29].

Немцы отброшены

К концу октября германское наступление, докатившись до рубежей всего в нескольких десятках километров от столицы, выдохлось в непрерывных фронтальных столкновениях настолько, что немцам пришлось сделать перерыв в наступательных операциях. Москва смогла перевести дыхание. Сталин воспользовался этим для проведения впечатляющего политико-пропагандистского мероприятия. Он спросил у Жукова, может ли тот гарантировать продление передышки на несколько дней, и, получив заверения, решил назначить на 6 и 7 ноября традиционное празднование годовщины революции в Москве[30]. Вечером 6-го состоялось — правда, не в Большом театре, как обычно, а в подземном зале станции метро «Маяковская» — торжественное собрание, на котором.Сталин выступил с речью. Утром следующего дня на Красной площади, припорошенной первым снегом, был проведен военный парад. По площади прошли только что сформированные, полностью снаряженные войска, которые затем отправились прямо на фронт. Сталин обратился к ним с речью. Эти два выступления оказали большое влияние на моральное состояние народа и армии[31]. То было подтверждение, что Сталин действительно остается в Москве, что город, следовательно, способен защищаться, мало того — бросает вызов врагу, находящемуся у его порога. То был жест, способный поразить коллективное воображение и вдохнуть новый запас мужества всему народу.

Сталин еще больше усилил эти факторы в двух произнесенных им по этому поводу речах. Он высмеял ошибочные расчеты гитлеровского правительства, которое задумало уничтожить СССР за какую-нибудь пару месяцев «блицкрига», недооценив прочности советского строя и его вооруженных сил и надеясь — ошибочно надеясь, добавил Сталин, — что оно сможет опереться на молчаливое сочувствие западных держав. Он объяснил советские неудачи тем фактом, что СССР временно сражается в одиночку с вооруженными силами фашистской коалиции, подмявшей под себя всю Европу. Впервые он подверг публичному анализу национал-социалистскую /44/ идеологию, объяснив, что в действительности в ней нет ничего национального и ничего социалистического, а что содержанием ее является империализм: «Партия гитлеровцев есть партия империалистов, притом наиболее хищнических и разбойничьих империалистов среди всех империалистов мира»[II]. В подтверждение своей мысли Сталин привел отрывки из инструкций немецким солдатам. В особенности же он — и в этом состояла суть его речей — усилил свой призыв к специфически русскому патриотизму, русской национальной гордости.