Во главе обороны Ленинграда находились два крупнейших советских руководящих деятеля: Жданов — секретарь местной партийной организации и Ворошилов — главнокомандующий Северо-Западным направлением. В 20-х числах августа 1941 г. между ними и Москвой обнаружились острые разногласия. Хотя мы в точности не знаем, о чем шел спор, не вызывает, по-видимому, сомнений, что Сталин и, возможно, другие руководители, остававшиеся вместе с ним в столице, были настроены против ленинградских коллег. В город на Неве была послана специальная комиссия, чтобы разобраться на месте. В нее входили многочисленные политические и военные деятели, а возглавляли ее два других крупнейших партийных руководителя: Молотов и Маленков[9]. Члены комиссии с трудом добрались до места назначения; на станции Мга они попали под бомбежку, предварявшую приход немцев, а следовательно, прекращение железнодорожного сообщения с Москвой. Споры в Ленинграде носили резкий характер[10]. По словам одного из членов комиссии, огромный город жил так, словно не отдавал себе отчета, что враг у порога. К эвакуации гражданского населения еще только-только приступали[11]. Когда были приняты более энергичные меры, немецкое кольцо вокруг города, к несчастью, уже замкнулось.
Участь Ленинграда, казалось, была решена. Гибель его представлялась настолько неотвратимой, что в первых числах сентября после возвращения комиссии в Москву, Сталин приказал заминировать корабли Балтийского флота и в случае сдачи города взорвать их, но не отдавать в руки немцев. Из страха быть обвиненными в измене командующий военно-морскими силами Кузнецов и начальник Генерального штаба Шапошников не соглашались подписать его, если под ним не будет стоять также подписи Сталина. Впоследствии об этом рассказал сам Кузнецов в своих мемуарах[12]. Заминированы также были мосты, перекрестки, главные здания города и в том числе 140 наиболее важных промышленных предприятий[13]. Если бы дело дошло до уличных боев, то все это должно было взлететь на воздух. В штабе Ленинградского фронта в одной из комнат Смольного еще шло обсуждение этих трагических приготовлений, когда 10 сентября без всякого предуведомления туда явился генерал Жуков. В руках у него была записка, врученная ему накануне вечером в Москве Сталиным. В нескольких строках, написанных собственноручно Верховным Главнокомандующим, содержался приказ Ворошилову передать командование фронтом Жукову. Сцена произошла в присутствии многочисленных высших офицеров, собравшихся на военный совет[14].
Для Гитлера Ленинград был первой из крупных стратегических целей. И эта цель была почти достигнута. Командующий группой армий «Север» фон Лееб сосредоточил основные силы для наступления на город с юга, в направлении на Пулковские высоты /56/ — последнюю естественную преграду, прикрывающую собственно городские окраины. Советские войска были измотаны, зачастую деморализованы, но отступали с боями, хотя подчас и дезорганизовано. Трудно сказать, является ли то, что произошло в дальнейшем, личной заслугой Жукова. Несомненно, что здесь, как и позже под Москвой, он продемонстрировал огромную энергию и беспощадную строгость к подчиненным. Без его письменного приказа не могла быть оставлена ни одна позиция. Мало того, он потребовал, чтобы все имеющиеся в наличии силы были использованы для непрерывных контратак. На фронт были брошены все способные держать в руках оружие. На берег сошли моряки Балтийского флота: сформированные бригады морской пехоты сражались в окопах или предпринимали попытки высадиться в тылу противника. Решающая роль принадлежала артиллерии, создавшей плотный огневой заслон на пути вражеских танков. Спасительной мерой явилось массированное использование мощной корабельной артиллерии[15]. Самые опасные моменты были пережиты во второй декаде сентября.
Атаки немцев на Пулковские высоты повторялись день за днем. Советские солдаты дрались на позициях, которые становились все более шаткими. Именно в этот момент Гитлер вынужден был отвести от Ленинграда часть войск для наступления на Москву. Дата их отвода долгое время отодвигалась в надежде, что Ленинград вот-вот падет. Но ждать больше было нельзя. К концу сентября сократившиеся силы фон Лееба ослабили нажим. Советское сопротивление не было сломлено.