История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

Установленные в начале сентября нормы выдачи продовольствия по карточкам в середине месяца были сокращены. В октябре сокращены еще раз. Но ввиду уменьшения запасов не было возможности сохранить и эти минимальные количества продовольствия, и в ноябре нормы претерпели еще два кошмарных сокращения[33]. С сентября начались перебои с электричеством; потом подача электроэнергии вовсе прекратилась: для тепловых электростанций не было топлива, а гидроэлектростанции находились по ту сторону блокадного кольца, в руках врага. В ноябре остановились заводы и фабрики. С декабря прекратил движение общественный транспорт. Последний керосин — два с половиной литра на семью — был выдан населению в сентябре: больше ленинградцы не получили ни капли[34]. Во всем городе слабо освещалось лишь несколько зданий, в том числе госпитали и детские сады. Совершенно нечем было обогреваться. Зимой в Ленинграде дни короткие, считанные часы светлого времени. На этот раз к тому же зима: была очень ранней и жестокой: в январе термометр показывал 30 градусов ниже нуля.

Холодные темные дома стали тогда молчаливыми свидетелями страшной трагедии. Ежедневно на город падали вражеские бомбы. Разрушенных зданий было не так много, но, как рассказывает один из свидетелей, «не осталось ни одного целого стекла в окнах»[35]. За обледеневшими оконными рамами магазинов зияли пустые полки. На улицах росли сугробы. Снежные вихри гуляли в подъездах, на лестницах, даже в квартирах. Люди предпочитали собираться и какой-нибудь одной комнате, пытаясь согреться. Все, что могло гореть, шло на растопку: мебель, книги, ящики, трибуны стадиона. Тот, у кого горела крохотная коптилка, считался счастливцем. Продолжавшие трудиться рабочие жили на казарменном /60/ положении. Но трудоспособных становилось все меньше. С работы и на работу приходилось делать длинные концы пешком по обледенелым улицам. В январе прекратилась подача воды, так как замерзли водопроводные трубы. Не было возможности помыться, даже если по карточкам выдавали крошечный кусочек мыла: бани не работали. Воду добывали из прорубей, проделанных во льду Невы и каналов. Для изнуренных, истощенных людей это была мучительно тяжелая операция.

Непереносимые сами по себе, эти бедствия сопровождались са­мым страшным из всех — голодом. Норма хлеба в октябре составляла 400 г в день для рабочих и 200 г — для остальных. В ноябре ее уменьшили соответственно сначала до 300 и 150 г, а потом — до 250 и 125 г. Но рабочую норму получала лишь треть жителей[36]. Теоретически по продовольственным карточкам должны были прода­ваться, пускай даже в крайне незначительных количествах, и некоторые другие продукты: мясо, сахар. Практически же ни в ноябре, ни в декабре, ни в январе не было выдано ничего из этих продук­ции. Вместо них в некоторых случаях выдавали заменители, почти не обладавшие питательными свойствами[37]. А поскольку никакой иной торговли, кроме продажи по карточкам, не существовало, единственной едой, которую получали ленинградцы, был этот маленький кусочек хлеба. Однако от хлеба в нем осталось только название. В состав его входила не мука, а разного рода наполнители, например целлюлоза. Чтобы облегчить муки голода, люди ели даже собак, кошек, мышей, пока они были; потом вазелин, клей, кожу, наконец, вещества вовсе несъедобные. Ходили настойчивые слухи и о случаях людоедства, но до сего дня они не получили подтверждения в официаль­ных советских источниках[38].

Смерть от голода, описанная пережившими блокаду, более жестокая, чем любая другая. В первые дни человек ужасно мучается, потом силы постепенно оставляют его: он со страхом замечает, что не может больше делать самых простых, прежде казавшихся столь естествен­ными движений. Походка, речь становятся все более медленными. Все труднее противостоять холоду и слабости. Голова при этом остается совершенно ясной: умирающий вплоть до последнего мгнове­ния сознает, что происходит с ним и вокруг него. Ослабевшие люди — мужчины, женщины, дети — медленно брели по улицам в поисках ежедневного пропитания, воды, тепла. Потом падали. Смерть начала косить ленинградцев в ноябре. По статистическим сводкам, в этом месяце насчитывалось 11 085 жертв, в декабре — 58 881. Эти цифры, однако, носят сугубо ориентировочный характер. Дело в том, что вскоре уже некому было вести точный учет смертности[39].