История средневековой философии

Вслед за Аристотелем Марсилий исходит из общего представления о государстве как самодостаточном сообществе, которое изначально возникло ради обеспечения жизни, но целью своей ставит содействие добродетельной жизни. Направление его мысли далее обнаруживает себя в том, что он объявляет священство "частью" государства[521]. Из его книги становится достаточно ясно, что он не удовлетворяется просто отрицанием церковного вмешательства в светские дела, но намерен подчинить церковь государству. Его позиция, таким образом, может быть охарактеризована как открыто "эрастианская", если только не понимать этот термин в том смысле, что Марсилий был протестантом прежде возникновения протестантизма. Он начинает Defensor pads с цитаты из Кассиодора, содержащей восхваление мира, и далее замечает, что, хотя Аристотель упомянул большинство причин раздоров в человеческом обществе, существует еще одна, которой ни Аристотель, ни кто-либо из его предшественников или современников не видели, да и не могли видеть. Марсилий явно имеет в виду притязания и деятельность церкви, которые, по его мнению, нарушают мир. Другими словами, подчиняя клир государству, Марсилий делает это во имя того, что считает интересами государства и делом мира, а не исходя из своих религиозных или теологических убеждений.

Таким образом, Марсилий находит решение волновавшей его проблемы - восстановления и сохранения мира - в аристотелевской идее автономного государства, истолковывая ее как предполагакицую подчинение церкви государству. Его мысль может поразить нас своей излишней наивностью: Ведь мы едва ли станем думать, что подчинение церкви государству каким-то образом окажется гарантией мира.

В этом отношении Марсилий выказывает свою поглощенность определенными конкретными проблемами. Вместе с тем развитие им аристотелевского компонента средневековой политической теории, подрывающее или разрушающее другой ее компонент - утверждение независимости духовной власти, - более существенно и важно[522].

Преследуя свою главную цель, Марсилий развивает философию права в направлении, отличном от направления мысли, скажем, Фомы Аквинского. В мысли Аквината, как мы видели, разные типы закона тесно связаны друг с другом.

Ведь положительный закон государства основывается на естественном нравственном законе, тогда как естественный закон есть выражение вечного закона, предустановленного Богом, который является предельным источником всякого закона. Однако Марсилий склонен отделять человеческий положительный закон, т. е. закон государства, от его отношения к естественному закону. Он, правда, не отрицает того, что естественный закон есть, но различает два его типа.

Во-первых, термин "естественный закон" может подразумевать законы, которые имеют силу у всех народов и обязательный характер которых практически считается само собой разумеющимся. Во-вторых, ‹есть люди, которые называют "естественным законом" веление справедливого разума касательно человеческих поступков и естественный закон в этом смысле слова включают в божественный закон›[523].

В этих двух характеристиках естественного закона термин "естественный закон" используется в разных смыслах. Почему? Здесь мы подошли к самой сути. Марсилий определяет закон в строгом смысле слова как наставительное и принудительное правило, которое подкрепляется санкциями, применимыми в этой жизни. Однако в таком случае законом в строгом смысле слова является человеческий положительный закон, т. е. закон государства. Естественный закон во втором из вышеупомянутых смыслов не есть закон в строгом смысле слова. Правда, веление справедливого разума становится законом, если оно воплощается в правовом кодексе государства и за его нарушения устанавливаются определенные мирские санкции. Если же естественный закон рассматривается просто как нравственный закон, а санкции - как применимые только в будущей жизни, то он является законом лишь в несобственном смысле слова.

Из этого тезиса следует, что закон Христа не есть закон в строгом смысле слова. Как замечает Марсилий, он скорее сродни предписаниям врача. В строгом смысле слова не является законом и закон церкви. Ведь сам по себе он обеспечен только духовными санкциями. Конечно, он может быть обеспечен мирскими санкциями, полностью применимыми в этой жизни. Однако делаться это должно лишь с разрешения и согласно воле государства. И обсуждаемый закон становится в таком случае законом государства.