Еще одной интересной особенностью позиции Жана Парижского является его представление о статусе короля в государстве. В конечном счете всякая законная власть действительно происходит от Бога-творца. Однако из этого никоим образом не следует, что если королевская власть не дается Богом через посредство папы, то она даруется королю непосредственно Богом. Напротив, король наделяется властью посредством выбора народа. Следовательно, с точки зрения Жана Парижского, верховная власть, даруемая Богом, остается у народа. Правда, получив власть, король вправе требовать от подданных подчинения. Однако это зависит от его стараний выполнить наказ народа - создавать, сохранять и поддерживать условия, необходимые в естественном порядке вещей для добродетельной жизни. Если король пренебрегает своими обязанностями, народ вправе низложить его. Жан Парижский распространяет это утверждение даже на папу. Папа выбирается, и недостойный папа может быть низложен общим собором или кардиналами, представляющими "народ", т. е. сообщество христиан. Жан Парижский, таким образом, занимает свое место в соборном движении.
Возможно, в эпоху раннего средневековья люди и впрямь мыслили в терминах "христианского мира", не проводя достаточно четкого различения между сферами церкви и государства. Спор между папой и императором можно рассматривать как свидетельство по-прежнему унитарного понимания христианского мира. Однако к XIV в. это понимание явно стало неадекватным и в некоторых очевидных отношениях анахроничным - а именно, ввиду укрепления национальных государств. Примечательно, что Данте, приверженец идеи империи и сторонник дела императора, был уроженцем раздробленной страны, не знавшей национального единства, какое можно было видеть в Англии, в Испании или во Франции.
Националистические мотивы, безусловно, играли некоторую роль в сопротивлении папским притязаниям на светскую власть над государствами, расположенными за пределами территорий, непосредственно управлявшихся Святейшим Престолом Такие мотивы, очевидно, имели место во Франции. На теоретическом уровне, однако, распространение аристотелизма оказалось мощным фактором, способствовавшим выдвижению требований государственной автономии. Правда, не стоит преувеличивать действительное влияние философии на политической арене, хотя не стоит и недооценивать его. По мере постепенного укрепления национальных государств в христианском мире сопротивление наиболее крайним притязаниям папства было, без сомнения, неизбежно. Но аристотелевская политическая теория обеспечила теоретическое обоснование такого сопротивления, интеллектуальные средства для прояснения, выражения и оправдания установок, которые были обязаны своим существованием не одной лишь философской рефлексии. Другими словами, аристотелизм дал сторонникам автономии государства теорию, в терминах которой можно было выразить и отстаивать их практические установки и которая в свою очередь оказывала влияние на эти установки.
Фома Аквинский и Эгидий Римский пытались соединить аристотелевскую политическую теорию с признанием превосходства церкви над государством и с подтверждением папской юрисдикции над светскими правителями ratione peccati (по причине греха или в тех делах, где не обходилось без греха). С учетом их теологических убеждений эта попытка гармонизации вполне понятна и оправданна. В то же время ясно, что политическая теория Аристотеля могла использоваться в целях возвышения государства за счет церкви[520
], подчинения последней первому. Это вряд ли можно было сделать, пока церковь и государство истолковывались при помощи одних и тех же категорий и рассматривались как два "совершенных" общества в одном и том же смысле или в строго аналогичных смыслах. При таком образе мыслей подчеркивание единства христианского мира естественным образом приводило к попытке соединить признание автономии государства в его собственной сфере с признанием превосходства и верховенства церкви, тогда как подчеркивание статуса политического сообщества как самодостаточного или совершенного общества приводило к настаиванию на независимости церкви, хотя и без подчинения ее государству, поскольку церковь тоже рассматривалась как самодостаточное или совершенное общество. Однако как только теоретики перестали мыслить церковь как своего рода сверхгосударство или наднациональное государство и подчеркивать различия между типами общества, представленными церковью и государством, был открыт путь к некоторым весьма революционным точкам зрения.