История средних веков

В жизни замечательных людей как в пределах политической их деятельности, таки в проявлениях умственной сферы, следует наблюдать две стороны: внешнюю, которой они действовали на других, и внутреннюю, которая обусловливала и порождала эти действия. По отношению к Юлиану пока остановимся на стороне внутренней.

Юлианом руководили два чувства. Одно заключалось в сердечном убеждении в необходимости восстановить античных богов на разных ступенях теогонии. Другое побуждение заключалось в негодовании, которое Юлиан чувствовал против христианских императоров, запятнанных кровью его родственников, державших самого его в страшном стеснении и постоянно грозивших ему гибелью. Он не задумывался, удовлетворяет ли его личное настроение духу времени, и потому все его лучшие усилия не принесли желаемой пользы и исторических результатов. Греческая философия не прояснила, а только затмила его духовный взор. В своей задаче Юлиан имел предшественника — Марка Аврелия. Между ними было много сходства. Марк Аврелий тоже был философом на престоле. Один был стоик, другой неоплатоник. Оба они приносили с собою, как казалось, терпимость и свободу убеждений; но на деле тот и другой энергично преследовали чужую веру, религию христиан. Первый остановился, когда узнал некоторые подробности; второй, зная о христианах больше, вступил на путь, который привел бы его к варварскому насилию, если бы судьба дала ему несколько лишних лет. Философия, таким образом, не помешала гонениям и истреблениям. Но деятельность обоих прошла бесследно. Следовательно, ни стоицизм, ни неоплатонизм не удовлетворяли современности. Первое учение было неподвижно, второе шло назад к язычеству. Язычество не могло улучшить быт варварских народов, стремившихся к слиянию с Римом. Интересно было бы видеть германцев, принявших эллинскую мифологию. Могли ли бы они усвоить эту религию, променяли ли бы они на нее свою родную веру с той же легкостью, с какой променяли ее потом на христианство?[7] Попытка политеизма переродиться не привела к историческим результатам, потому что он был заглушен самым могучим и живучим растением, каким было христианство.

Мы нарочно потому так долго распространялись об этих фактах, что знаменитые писатели не только прошлого, но и настоящего времени полагают, что христианство своими успехами и победами обязано причинам случайным, что язычество жило бы дольше и что христианство восторжествовало над ним силой. С этой целью такие историки должны особенно высоко ставить Юлиана. Его не совсем точно назвали отступником. Его внутреннее развитие шло прямым путем, без отклонений. Юлиану не было нужды делаться отступником, потому что он никогда не был подлинным христианином. Литтре совершенно справедливо замечает по этому поводу, что никто не называет отступниками Генриха IV Наваррского или принца Конде, которые, устрашась Варфоломеевской ночи, приняли католичество, а потом снова перешли в протестантство. Для того, чтобы быть вероотступником, нужно исповедовать первую свою религию искренне, а не для вида, как это делал Юлиан. Конечно, сфера его деятельности и влияния были обширнее, чем двух упомянутых личностей. Он также тщательно скрывал свои верования и принуждал себя к исполнению чуждых ему обрядов. Он так ловко и осторожно держался, что подозрительный двор арианского императора не мог раскрыть его эллинских языческих симпатий ни в Афинах, ни в столице.