Длугош (1415—80). Сам Лонгин, или Ян Длугош, который стоит на рубеже средневековой и новой историографии, писал по-латыни. Это понятно, потому что он жил в эпоху Возрождения, к которой по времени, собственно, и должен быть отнесен. Мы упоминаем здесь о нем потому, что по духу своего обширного исторического труда он не подходит к представителям ложного классицизма. В нем было слишком много национального теплого чувства, чтобы не подражать древним. Он не становился на трибуну римского форума, не питал слепого поклонения к древности и не окружал себя ее деталями. Он слишком любил свою Польшу, ее легенды, ее славное прошлое. Он мастерски передал былины ее старины в своем громадном труде «Historia polonica», состоящем из тринадцати книг1. Четверть века каноник Длугош работал над своей историей. Критический анализ он приложил к последним книгам, а ранний период передал на веру, с Кадлубка, более или менее занимательно. Мы привели из Длугоша легенды об эпохе Пястов выше и не будем повторять выписок. Будучи священником в Кракове, избегая высшего духовного поста, человек нечестолюбивый, живший внутренней жизнью, превыше всего любивший свое отечество, не покидавший подолгу своего кабинета, он пользовался любовью всех лучших и честных людей в своем отечестве. Кардинал Олесницкий открыл ему доступ ко двору, где радушно принимали ученого каноника. Король Казимир Ягеллон пригласил его быть воспитателем наследника престола и пользовался его услугами для дипломатической службы. Как историк, он остался вполне на католической точке зрения, и, исходя из нее, он осуждает гуситов и схизматиков. Как гражданин, он был любимым писателем целых поколений, оставил честное имя и репутацию человека с непреклонным и ничем не запятнанным характером[283]. Отличительная черта его писательской деятельности — он писал также историю познанских епископов — проявилась в трудолюбии и тщательном собирании материала. Чтобы ознакомиться по источникам с русской историей, Длугош специально выучил русский язык и прочел Нестора в подлиннике.
Латинская. Если польская средневековая историография, безусловно, латинская вследствие органической исторической причины, то у чехов она пытается вырваться из тех тисков, которые наложены были на нее католическим духовенством. Продолжателями Козьмы Пражского, который имел значение не только для чехов, но и для других стран Запада в течение XII и XIII веков были монахи, писавшие по-латыни, как, например,