Пользуясь слабостью своего императора, Восточный министр, для удовлетворения своего корыстолюбия и честолюбия действовал не только несправедливо, но и безрассудно. Желая утвердить за собой место Первого Министра, но не имея войска, Руфин полагал в одном богатстве найти опору своего могущества, и чтобы приобрести больше денег, продавал должности, отнимал богатства у богатых людей, поместья у помещиков, возводя на них различные обвинения. Многие из богачей и людей знатных, чтобы избежать гнева министра, добровольно уступали ему свои поместья, в надежде по крайней мере получить за это какую-нибудь должность в государстве. Редкий сын богатой фамилин получал наследство после смерти своих родителей: оно поступало в казну Руфина [38]
.Понятно, что такой способ правления государством доставил Руфину несчётное богатство. Человек с умом, холодно всё взвешивающим, с волей твёрдой, неуклонно стремящейся к одной цели, может всегда употребить богатство в свою пользу: так поступал с богатством Стилихон, который также, как мы видели, частью из своих видов, а больше из политических, лишил многих богатства: богатство утвердило его могущество. Но Руфин, так сказать, опьянел, когда увидел в руках своих огромные сокровища. Удовлетворив свою алчность к богатству, Руфин начал безумно самовластвовать; пытки, казни, проскриции, изгнания стали весьма обыкновенными явлениями в Константинополе [39]
. Кажется, излишне упоминать, что клиенты и агенты его вполне следовали примеру своего патрона и начальника и при всяком случае прибирали к своим рукам имущества не только людей зажиточных, но и последнее достояние, хотя бы это стоило головы обладателям имения [40]. Народ бесплодно роптал на самовластие временщика и отчаивался когда-нибудь освободиться от его тирании; Руфин же не обращал на это никакого внимания, а чтобы власти своей дать прочнейшее основание, задумал женить императора на своей дочери. Аркадий страшно боялся своего министра, и потому нетрудно было склонить его на этот брак, хотя к наречённой своей невесте не чувствовал он ни малейшего расположения. Но эта-то попытка и нанесла удар влиянию Руфина. Стилихон знал об всём этом и с радостью принял участие в этих, столь благоприятных для него, придворных распрях: он послал в Константинополь своих агентов, которые должны были ещё более распалять всеобщую ненависть против Руфина. Руфин хотел скрывать своё намерение до самой свадьбы; но ещё более усилившейся надменностью выдал сам себя и хитрые придворные всё разгадали. Для уничтожения намерения министра, которое, если бы исполнилось, было бы для многих гибелью, придворные избрали следующее средство: они обратили внимание императорское на Евдоксию, дочь одного франка по имени Бауто, и успели в нём возбудить любовь к ней. Евнух Евтропий, поддерживаемый агентами Стилихона и действуя заодно с Западным министром [41], потому что сам хотел первенствовать в государстве, так искусно вёл все эти придворные интриги, что Руфин заметил обман не прежде, как уже после брака Аркадия с Евдоксией. Это случилось в то самое время, когда Стилихон, усмирив северных варваров, возратился из похода; он не мог не порадоваться, что враг его от этого случая потерял много из своего прежнего весу в государстве и при Дворе и потому, нимало не медля, выразил явное намерение отправиться на Восток к Аркадию и там управлять так же, как и на Западе. А чтобы не показаться самовластным, Стилихон обявил, что император Феодосий, умирая, завещал ему управлять обеими частями Империи [42].Стилихон в этом случае рассчитывал на несомненный успех: он полагал, что теперь без труда можно низринуть Руфина, когда против него вооружены все сословия и сам император не любит его; что же касается остального Двора, то Стилихон думал, что, раздираемый партиями, он не в состоянии будет противиться его желанию, и, не имея военной силы, побоится противодействовать ему, особенно коль скоро он явится туда с войском.
Расчёт Стилихона, однако ж, далеко не был верен. Мы уже видели, с каким неудовольствием и негодованием принял Константинополь и весь народ известие об этом намерении Стилихона; разные партии при Дворе, когда узнали об этом, соединились и, если они ничего не могли сделать вопреки Стилихону, то это нисколько им не мешало видеть в его намерениях нарушение прав Империи и желание междоусобной войны, и побуждать народ к оппозиции. Руфин, со своей стороны, решался испытать все средства, чтобы удержать за собой место Первого Министра и держаться против Стилихона или, если пасть, то по крайней мере недаром, но достаточно отмщённым. Так как опасность грозила более всех ему, его личным интересам, то, покуда прочие сановники Восточной Империи ограничивали оппозицию против Стилихона одними жалобами на несправедливость его притеснений, он немедленно приступил к делу.