В своём затруднительном положении, Руфин решился искать у варваров опоры для своего колеблющегося могущества и влияния в государстве и с их силами выступить против Западного министра. Он расчитывал так: « Если варвары придут в Империю, то Стилихон уже не подумает идти на Восток: ему тогда нужно будет быть готовым к защите пределов Западной Империи, которую варвары не преминут потревожить; вступив же с ними в борьбу, он потеряет войско, которое доселе давало ему такое огромное преимущество в силах пред Восточным Двором, а следовательно вместе с ним и всякую охоту к притязаниям на управление Востоком; между тем, когда будет обессилен этот враг, он (Руфин) выигрывает очень много в отношении к внутренним своим врагам; они должны будут тогда замолкнуть со своими интригами, а он приобретёт, какую захочет, власть в государстве; потому что варвары всегда будут крепким оплотом для его могущества» [43]
. Составив себе такой план, Руфин, при первом наступления весны 305 года, вошёл в союз с разными варварскиии племенами, жившими в нынешней Южной России, Сербии, Галиции, Молдавии, Валахии. Не нужно представлять себе вместе с Клавдианом этот союз явной и намеренной изменой государству; не нужно думать, что Руфин призывал варваров с намерением опустошить Империю в отмщение за ненависть к нему всех сословий: потому что это решительно не приносило Руфину пользы и нисколько не сообразовалось с характером министра, который во всех своих распоряжениях искал положительной выгоды для себя; напротив, этот союз должно представлять призванием варваров на службу Империи, что было в то время, как видно на предыдущего моего изложения, делом весьма обыковенным, А по всей вероятности, этот союз заключён был не тайно, как думает Клавдиан, но с согласия других государственных мужей, желавших притязание Западного министра на власть на Востоке отразить силой: если варвары опустошили области Империи, то это ещё не доказывает намеренной измены со стороны министра, а только указывает на их характер, отличительной чертой которого было грабить и опустошать везде, где только не было препятствия. Таким образом хотя Руфин не имел желания разорять свою Империю, но варвары, из-за Дона и из задунайских стран быстро перешедши через Caspia Claustra и снежные горы Армении, и вступив в азиатские провинции, начали грабить их жителей. Каппадокия, Киликия и вся Сирия много от них потерпели [44]. В то же самое время другие варвары пришли в европейские области Империи и, не имея для себя дела и не получая достаточно денег от правительства, воспользовались беззащитным положением государства и тоже начали грабить. Готы, поселившиеся во Фракии, нисколько не мешали им продолжать опустошение, несмотря на то, что по договору с Феодосием Великим, обязывались защищать Империю от врагов и вообще служить в её пользу; напротив, многие, увлечённые их примером, сами пристали к ним; тогда действия варваров сами собой обратились в формальную войну. Не встречая нигде сопротивления, они, подобно разбойникам, нестройными, но многочисленными толпами бродили по землям Македонии, Фессалии, Паннонии, нередко появляясь во Фракии в виду Константинополя, знаменуя свой след опустошением. Руфин увидел наконец, что варвары вовсе не занимаются его интересами, и нисколько не обращают внимания на выгоды Империи, и что они своим поведением способны не столько поддержать его могущество, сколько ускорить его падение. Попав, что называется, из огня в пламя, Руфин начал искать средств поскорее удалить их из Империи.