История странной любви

Она только усмехнулась в ответ. Для Тани Барановой эти слова казались наилучшим комплиментом. У нее – рязанской девочки без роду, племени, особых перспектив, но с большими амбициями – практически в кармане оказалась трехкомнатная квартира в Москве. В том, что такой тютя, как ее муж, эту квартиру оставит ей, сомневаться не приходилось. Хотя он и попробовал побороться:

– А если я обращусь в суд?

– Лишу тебя родительских прав, – сухо, твердо, как на деловых переговорах, ответила она. – Все давно решено, все десятки раз передумано.

– Что ты несешь?!

– Я просто предупреждаю. Не съедешь в коммуналку – у меня найдется сотня свидетелей тому, как ты бьешь детей, орешь на них и вообще не даешь им жизни. Еще они охотно подтвердят то, что ты регулярно выпиваешь, ругаешься матом и ведешь аморальный образ жизни.

– Но ведь это неправда!

– Докажи.

– Я тоже найду свидетелей.

– Повоюем?

Она смотрела на него с такой неприкрытой насмешкой, с таким презрением, уверенностью в своей победе, что он отчетливо понял – ему с ней не справиться. Если бы он мог к кому-то обратиться если не за советом, то хотя бы за помощью…

Но за годы своего брака он как-то незаметно растерял всех друзей. Сначала они могли помешать маленькому ребенку, потом – не вполне здоровой теще. Да и у самого Матвея не было желания выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение. В благополучный период он как-то и не заметил, что друзья перестали звонить и просить о встрече. У него, как у любого современного человека, не было свободного времени, и иногда он даже радовался, что не надо ничего выкраивать, ломать планы или под кого-то подстраиваться. Но с уходом родителей и после разлада с женой он как никогда раньше ощутил свое одиночество и нехватку родного плеча. Бросился звонить по старым номерам, но, как это часто бывает, «иных уж нет, а те далече». Старые связи восстановить не удалось. Кого-то не смог найти, с кем-то не смог договориться, а с теми, с кем все-таки встретился, не почувствовал былой легкости в общении. Как-то не получилось рассказать им без затей о том, что жизнь сложилась паршиво, на душе скребут кошки, а будущее – туманно и уныло…

Единственной, кому он честно признался в своем полном раздрае, была пожилая соседка по коммуналке, которая не смогла не полюбопытствовать, отчего это давно и прочно женатый сын бывших соседей вдруг переехал в их комнату и живет бобылем.

– Развелся я.

Вроде и не хотел ничего говорить больше, а как-то само вырвалось:

– Жене квартиру оставил.

– И молодец! – Соседка смотрела на него с уважением. – Настоящий мужчина!

– Вы так думаете? Я правильно поступил?

– А чего ж нет?

– Так квартира родительская. Не понравилось бы им это.

Соседка только рукой махнула, заметила философски:

– Нервы дороже любой жилплощади. К тому же – комната у тебя хорошая, большая. Одному чего еще надо?

– Одному, – печально повторил Матвей. – Одиноко мне, тошно.

– Тошно? – Соседка, компанию которой десятилетиями составляли только кошки, горько усмехнулась. – Не должно быть тошно человеку, у которого есть дети. Не гневи Господа, сынок. Ищи свое счастье в них, а потом и другое тебя найдет.

На этом месте Матвей прервал свой рассказ и надолго замолчал.

Вика затянувшейся паузы не нарушала.

Человека в моменты полного обнажения души торопить не следует. Пусть соберется с мыслями, окунется еще глубже в свои переживания – для того, чтобы затем, через какие-то минуты, вынырнуть вместе с ними на берег, навсегда извлечь их из пучины сознания и оставить на песке прошлого вдалеке от своего настоящего, а тем более – будущего.

Вика и ее гость сидели друг напротив друга.

Она размазывала по тарелке так и не тронутый ужин, он рассматривал водку в рюмке, будто раздумывал: выпить еще или нет. Через несколько минут, так и не осушив стопки, Матвей снова заговорил:

– Те слова соседки, с которой я толком-то и не общался, так, «здрасте – до свидания», будто все во мне перевернули. Я сутками думал – и все про себя понял. Понял и устыдился тому, каким непроходимым тупицей был, каким близоруким, каким твердолобым, каким черствым! Самое простое дело – винить в своих несчастьях кого-то другого. Особенно тогда, когда этот другой – несмышленый младенец. До меня наконец дошло: дочь не виновата ни в одном из моих несчастий. Все, что случилось в моей жизни, я сотворил сам. А дочь как раз – лучшее из того, что случилось. Ну, и сын, конечно.

Осознав все это, Матвей начал шаг за шагом налаживать контакты с женой, чтобы иметь возможность видеть детей.

Татьяна не возражала. Так или иначе, она продолжала зависеть от финансовых вливаний бывшего мужа, которые, надо сказать, он нисколько не сократил. Себе он оставлял самую малость из заработанного, довольствуясь лишь необходимым. Детей же охотно баловал сам и позволял это делать Тане, никогда не требуя у нее отчетов о потраченных средствах.