История странной любви

– Мамуль, ты лучшая! – Борис вышел из-за стола, обнял мать за плечи и крепко поцеловал.

– Останешься? – Мама задавала этот вопрос постоянно. Спрашивала для порядка, заранее зная ответ, но заставить себя не спросить не могла. Но сегодня она услышала то, что всегда хотела услышать.

– А ты знаешь, да, – сказал сын, и она тут же бросилась стелить ему постель, выдавать отцовскую футболку и полотенца.

Борис долго плескался в душе, ощущая прилив сил и радость человека, сомнения которого развеяли в один миг. Ему показалось, что из ванной он вышел другим человеком. Он снова поцеловал маму и сказал:

– Спасибо.

– Да не за что. Если бы ты имел привычку со мной делиться, ты бы знал, что на мать можно положиться. Да и у меня было бы меньше переживаний. Я бы, наверное, тогда не потеряла несколько лет жизни из-за твоего развода с Викой. Но ты же не пожелал поговорить со мной. А теперь я понимаю, что и там, наверное, ты должен был поступить именно так.

Она испытующе посмотрела на Бориса:

– Или нет?

Он расхохотался про себя. Ну, мать! Во дает!

Он покачал головой, поцеловал маму в третий раз, и, закрывая за собой дверь в комнату, сказал только:

– Спокойной ночи.

Как ни странно, ночь действительно получилась спокойной. Борис уснул крепким безмятежным сном ребенка – таким, каким и привык спать в этой комнате.

Ему снилась Италия. То он видел дивные пейзажи: горные озера, зеленые склоны, каменистые водопады, то переносился в большие города с уличными кафе, толпами туристов и дивным запахом печеной моцареллы в воздухе. То вдруг ему открывалась большая кухня, и он замечал себя у плиты, колдующим над очередным шедевром. А в дверь то и дело заглядывал официант и обеспокоенно спрашивал: «Готово?» И вот наконец Борис заканчивал, и нервный официант ставил тарелку на поднос и начинал торжественный выход в зал, будто нес не пиалу с тирамису, а по меньшей мере корону Российской империи. И Борис тоже шел за ним и выглядывал в зал, заполненный красивыми людьми в вечерних туалетах. Официант следовал со своим подносом в центр помещения. Он останавливался у столика и ставил десерт перед женщиной, сидящей спиной. Она неторопливо ела, потом вставала и направлялась к Борису, но из-за гуляющей по залу публики с бокалами ему никак не удавалось разглядеть ее лица. Ему уже казалось, что он потерял ее, как вдруг неожиданно она возникала перед ним и смотрела на него Викиными глазами, и улыбалась Викиной улыбкой, и говорила Викиным голосом:

– Видишь, у нас все получилось.

Этот навязчивый эпизод сознание Бориса демонстрировало ему несколько раз за ночь, и проснулся он с четким решением согласиться на ее предложение.

Любому решению, однако, не помешает дружеское участие, и Борис решил уточнить у мамы:

– А ты что думаешь об Италии?

– Что я думаю об Италии?

Мама оторвалась от сковородки со шкварчащим беконом и некоторое время молчала, пристально рассматривая сына и вертя в руках пластмассовую лопатку. Потом ответила:

– Думаю, что Италия – прекрасная страна.

И снова Борис поблагодарил ее поцелуем, засмеялся и откликнулся:

– Вот и я так думаю.

– Ну и когда уезжаешь? – Мать отвернулась к сковородке: руки ее увлеченно разбивали яйца, а спина напряженно ждала ответа. Борис растерялся:

– Да я не знаю… Вика ничего конкретного не сказала. Я жду, что она объявится – узнать о моем решении, и тогда все обсудим.

– Ну-ну, – теперь не только голос, но и спина выражали явное неудовольствие.

Борис ощетинился:

– А что ты мне прикажешь делать? Искать ее, что ли?

– Ищите, и обрящете! – Мама бухнула перед ним тарелку с яичницей и вышла из кухни, громко хлопнув дверью.

Этот стук повернул внутри Бориса какой-то давно забытый ключик, и… яичница так и осталась нетронутой. Борис сидел над тарелкой и не видел ничего, кроме внезапно открывшейся глазам старой и уже давно пережитой сцены…

– Если ты это сделаешь, то никогда себе потом не простишь, неужели не понимаешь?!

Он стоял перед Викой и разве что не тряс ее за плечи, чтобы хоть как-то остановить ее, удержать от ужасной ошибки.

– Вот именно!

Жена была сильно раздражена. Она с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик. Глаза ее светились горячим, сумасшедшим светом, решимость сквозила отовсюду: от сжатых до боли кулачков, задранного подбородка, от раздувающихся ноздрей, от вытянутой в струнку спины. Она больше всего в этот момент напоминала Борису курицу, которая беспрестанно кудахчет, не соображая, о чем. Кудахтала Вика все громче, в голосе звучала обида:

– Это ты обязан понять, что я буду до конца жизни жалеть, если не сделаю этого. Такой шанс выпадает один раз!

– Вика, их шанс – это ты. Ты уже столько сделала, и еще сможешь сделать, я уверен. К тому же у тебя есть я, ты можешь на меня рассчитывать, я буду тебе помогать…

– Боря, – она перебила, не желая слушать его аргументов, – я очень тебе благодарна, но ты должен жить своей жизнью, а не решать мои проблемы.

– Что ты несешь?! Я на тебе женился, чтобы решать твои проблемы.

– Ну да! – Она недоверчиво усмехнулась. – Тебе их как раз не хватало.

– Не в этом дело. Просто ты не права, понимаешь?