История странной любви

Борис уговаривал так себя сутками напролет. Умом он понимал, что рассуждает абсолютно правильно, но сердце било тревогу и никак не хотело выбросить из своего ритма паршивое и назойливое «а вдруг?».

Он пытался отвлечься, загружал себя работой. Помимо десертов, взял на себя часть готовки рыбных блюд (поиски нового повара затянулись).

Кроме расставания с Манюней, его тревожила встреча с Викой. Он не мог понять, хочет ли ввязываться в авантюру, предложенную ею. Вернее, понимал, что хочет, но не знал, правильным ли будет такое решение. Он ждал каких-то действий с Викиной стороны. Надеялся, что она придет или позвонит, но она не давала о себе знать, и иногда ему казалось, что случившийся разговор был с ее стороны всего лишь интригующей шуткой, и не более того. Подсознательно Борис воспринял ее предложение как ту самую новую дверь, за которой, возможно, скрывается следующая глава его судьбы.

И вот теперь дверь эта закрывалась, так и не открывшись.

Борису было грустно, страшно и очень одиноко. Он чувствовал себя забытым и никому не нужным. Манюня, уехав на сборы, ни разу не позвонила. В конце концов он не выдержал и послал ей сухое сообщение о своем решении развестись. Телефон тут же запиликал ответом, состоящим лишь из одного слова: «Хорошо».

Ни вопросов, ни удивления, ни сожалений.

Вика не появлялась. И даже Генка, которого Борис огорошил своим решением разойтись с Манюней, хранил молчание. Не было известий и от французских экспертов, хотя присвоение «Ла Винье» звезды Мишлен пришлось бы сейчас как нельзя кстати для поднятия настроения владельцу. Но и французы никак себя не проявляли.

Борис уже почти не сомневался в том, что до его «Ла Виньи» они попросту не дошли. Он чувствовал себя забытым и всеми покинутым. И только мама каждый день исправно звонила и заботливо спрашивала:

– Как дела, сынок?

А он отвечал:

– Все нормально, – и снова впадал в аморфное состояние, чтобы на следующий день снова, как ни в чем не бывало, сказать ей, что все у него замечательно и очень даже хорошо. Но через неделю таких «бесед» мама не выдержала, спросила прямо:

– Зачем ты мне врешь?

– Я?! – Борис по инерции сопротивлялся.

– Не притворяйся, я все знаю, мне Гена сказал.

– Генка?! Ах…

– И не надо на него злиться. У него не было выхода. Я сказала, что, если он мне не расскажет, что происходит с моим ребенком, я расскажу его Ирочке, что на первом курсе он на твоем дне рождения целовался с Наташей Кравцовой. А она, между прочим, на вашем курсе была первой красавицей.

– Точно. И пекла самые обалденные эклеры.

Борис сам не заметил, как заулыбался.

– Так что же случилось, Боренька?

– Мам, я… – слова застряли у него в горле.

Ему показалось, что если он выдавит из себя хоть одно, то жгущая его изнутри лава переживаний прорвется наружу в виде совершенно ненужных и даже немного унизительных для мужчины рыданий. А если учесть то, что в данный момент он стоял у рабочей плиты, а по периметру кухни носилось еще восемь человек, то слезы были бы совсем неуместны. Когда взбиваешь маскарпоне для тирамису, сложно списать внезапную влагу в глазах на репчатый лук.

Борис только и смог сказать:

– Я сейчас приеду.

Приехал. Папа деликатно удалился смотреть какой-то матч Лиги чемпионов, хотя футболом никогда особо не интересовался. Мама, ничего не спрашивая, накрыла на стол, подала тарелку жаренной с грибами картошки, погладила его по голове, сказала ласково:

– Ешь.

Он послушно поел. Тогда так же ласково и тихо она попросила:

– Говори.

Борис поджал губы:

– Не знаю, с чего начать…

– Начни с главного.

И вот тут, совершенно неожиданно для себя самого, он выпалил:

– Я видел Вику.

Мама и бровью не повела, только кивнула, как показалось Борису, удовлетворенно и потребовала:

– Дальше!

– А дальше как-то ничего и не происходит…

– Ты ее видел случайно? В толпе на улице, в пробке из окна автомобиля, в продуктовом магазине?

– Все проще. В своем ресторане.

– И ты, конечно, не подошел.

Борис снова заулыбался. Все-таки это прекрасно, когда есть на свете человек, знающий тебя как облупленного и полностью принимающий именно таким.

– Мне пришлось, – ответил он, подавив невольный смешок. – Она приходила, чтобы поговорить со мной.

– Рассказывай!

– О работе, мам, исключительно о работе.

Борис коротко изложил маме суть Викиного предложения. Когда он закончил рассказ, мама поспешила сделать вывод:

– Маша, естественно, ни о какой Италии и слышать не хочет, и поэтому ты решил развестись.

– Мам, Маша не хочет слышать не только об Италии. Она не хочет ничего слышать о моей работе, независимо от ее местоположения.

– Ты преувеличиваешь.

– К сожалению, нет…

Начав говорить, Борис уже не смог остановиться. Через час мама была в курсе тех подробностей его жизни с женой, о которых он раньше молчал. Договорив, он ждал, что мама, как большинство родителей, начнет его уговаривать подумать, не спешить и сохранить семью. Но его ожидал совсем другой совет.

– Разводись! – твердо сказала мама.

– Ты не шутишь? – Борис не поверил своим ушам.

– Ничуть! Она тебя не любит. Какие могут быть сомнения?!