История сыска в России. Книга 2

Ввиду этих данных и, в частности, показаний Бакаева И.П, разоблачающих участие Зиновьева Г.Е, Евдокимова Г.Е., Каменева Л.Б. и Федорова Г.Ф. в подпольном организационном “московском центре”, и Сафарова Г.И, сообщившего следствию ряд фактов о подпольной контрреволюционной деятельности указанных выше лиц вплоть до последнего времени, дело по обвинению Зиновьева ЕЕ., Евдокимова ГЕ., Каменева Л.Б. и Федорова ЕФ. передано на рассмотрение Военной коллегии Верхсуда Союза ССР”.

Из материалов судебного дела видно, что действительно Дмитриевым в начале 1935 года были получены от Бакаева развернутые “показания”, в которых указывалось, что бывшие “зиновьевцы” ведут антисоветскую деятельность, представляют собой контрреволюционную организацию, имеют руководящий центр и т. д.

Вместе с тем в этих показаниях никаких конкретных фактов антисоветской деятельности “зиновьевцев” не приводилось, а выводы о наличии контрреволюционных организаций и центра являлись голословными. Между тем именно эти показания дали возможность работникам органов следствия получить от других обвиняемых по настоящему делу формальные признания своей виновности, что в последующем было использовано для принятия необоснованного решения об организации судебного процесса по делу так называемого “московского центра”. Расследование по делу было проведено с грубейшими нарушениями законности, необъективно и тенденциозно, с обвинительным уклоном, в отрыве от фактических обстоятельств дела.

Работники следствия придерживались лишь одной версии об убийстве Кирова “зиновьевцами” и для обоснования ее применяли обман и другие методы и средства фальсификации.

Для того, чтобы получить от некоторых обвиняемых выгодные и необходимые для органов следствия показания, сотрудники НКВД допускали шантаж и спекулировали именем партии. Полученные таким образом ложные показания затем использовались с применением нажима и вымогательства для признания несуществующей вины и другими обвиняемыми.

Показания лиц, проходящих по делу, о их якобы преступной деятельности записывались в протоколах допроса произвольно, в общей форме, как правило, без ссылки на конкретные факты и обстоятельства, без указания определенного времени происходивших событий.

Касаясь методов расследования, замнаркома внутренних дел Агранов на оперативном совещании сотрудников НКВД СССР 3 февраля 1935 года заявил следующее:

“Наша тактика сокрушения врага заключалась в том, чтобы столкнуть лбами всех этих негодяев и их перессорить. А эта задача была трудная. Перессорить их необходимо было потому, что все эти предатели были тесно спаяны между собою десятилетней борьбой с нашей партией. Мы имели дело с матерыми двурушниками, многоопытными очковтирателями. В ходе следствия нам удалось добиться того, что Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Сафаров, Горшенин и другие действительно столкнулись лбами”.

Как происходили эти “столкновения” видно на примере допроса 10 января 1935 года Каменева, когда работники НКВД требовали от него признания существования подпольной контрреволюционной организации, утверждая, что Зиновьев это обстоятельство уже подтверждает. Между тем последний в то время таких показаний не давал.

Несмотря на широко применявшиеся сотрудниками НКВД и работниками прокуратуры Вышинским и Шейниным незаконные методы расследования, доказательств преступной антисоветской деятельности обвиняемых получено не было.

В ходе следствия преследовалась цель доказать существование подпольной контрреволюционной зиновьевской организации во главе с руководящим “московским центром”.

Для получения таких признаний, по существу формальных, как это видно из материалов расследования и проверки, применялся метод навязывания арестованным голословных и расплывчатых формулировок, без указания в них определенных фактов, места и времени происходивших событий. В ходе последующих и неоднократных допросов подобные формулировки в различных их комбинациях и вариантах усиливались, и таким образом следователи создавали видимость признания обвиняемыми своей виновности.

Так, например в показания Башкирова, Тарасова, Файвиловича, Федорова и ряда других записано, что бывшие оппозиционеры после XV съезда якобы возвращались в партию “по прямой директиве” Зиновьева в двурушнических целях. Однако никто из них не показал о том, когда и кому была передана эта директива и каково было ее подлинное содержание.

Допрашивая Зиновьева, следователи пытались изобразить подобной директивой его письмо Румянцеву от 30 июня 1928 года, которое, однако, никаких, антипартийных установок не содержит. В этом письме Зиновьев предлагает Румянцеву обратиться в ЦКК с заявлением о восстановлении в партии и, в частности, указывает: “Торговаться теперь с партией из-за формулировки заявления недопустимо. То, что решил съезд, надо принять”.