История сыска в России. Книга 2

Сам же он на всех допросах утверждал, что действительно после XV съезда убеждал отказаться от оппозиционных взглядов и прекратить фракционную деятельность, руководствуясь при этом искренними побуждениями восстановить единство партии, и никаких двурушнических целей не преследовал.

При помощи неконкретных формулировок в протоколах допросов обосновывалась версия о существовании контрреволюционного “московского центра”. Более того, фальсифицированные показания Бакаева о существовании “московского центра” использовались в качестве средства давления и на остальных арестованных.

Об этом, в частности, свидетельствует протокол очной ставки между ним и Евдокимовым 9 января 1935 года. В протоколе очной ставки каждому из допрашиваемых лиц вопросы заранее были заготовлены, отпечатаны на пишущей машинке и изложены следующим образом:

“Вопрос Бакаеву: Признаете ли Вы, что состояли до последнего времени совместно с Евдокимовым членами московского контрреволюционного центра московской организации?

Вопрос Евдокимову: Подтверждаете ли Вы настоящее показание Бакаева?

Вопрос Бакаеву: Что Вам известно о составе московского центра контрреволюционной организации?

Вопрос Евдокимову: Подтверждаете ли Вы показания Бакаева о составе московского центра контрреволюционной зиновьевской организации?

Вопрос Бакаеву: Назовите известных Вам в Москве участников зиновьевской организации.

Вопрос Евдокимому: Подтверждаете ли Вы показания Бакаева?”

Так же сформулированы все остальные вопросы. Ответы на них вписывались в протокол допроса от руки.

Таким образом, показания в данном случае И. П. Бакаева работниками следствия были заранее предопределены, от Г. Е. Евдокимова же требовалось лишь подтвердить их.

Аналогично были заготовлены протоколы допросов на очных ставках и других обвиняемых. Согласно обвинительному заключению, “центр” был определен в составе:

Зиновьев, Каменев, Бакаев, Евдокимов, Куклин, Шаров, Гертик, Горшенин и Федоров.

Имеющиеся документы свидетельствуют, что в показаниях Браво, Перимова, Тарасова и Файвиловича о существовании руководящего “центра” вообще ничего не говорится, а показания других обвиняемых по этому вопросу настолько неконкретны и противоречивы, что становится очевидной несостоятельность утверждений органов следствия о существовании этого подпольного органа бывших “зиновьевцев” и о вхождении в него перечисленных выше лиц.

Что касается Зиновьева и Каменева, то они до окончания предварительного следствия вообще не признавали существования контрреволюционной организации и “центра”.

ЗИНОВЬЕВ СДАЕТСЯ

На неоднократных допросах Зиновьев утверждал, что оппозиционный центр после XV съезда партии был распущен, организации не было, оставались лишь встречи и разговоры бывших оппозиционеров между собой, недовольство своим положением, надежды на возвращение бывших лидеров оппозиции к партийному руководству.

И лишь после окончания следствия от него было получено “заявление следствию”, которое, с учетом всех установленных по настоящему делу обстоятельств и в силу его противоречивости, не может расцениваться как признание им своей виновности.

Вот полный текст этого так называемого “заявления”.

“Тов. Агранов указал мне на то, что дававшиеся мною до сих пор показания не производят на следствие впечатления полного и чистосердечного раскаяния и не говорят всего того, что было. Сроки следствия приближаются к самому концу. Данные мне очные ставки тоже, кажется, производят на меня свое действие.

Надо и надо мне сказать следствию все до конца. Верно, что то, что я говорил в предыдущих показаниях, содержит больше о том, что я мог бы сказать в свою защиту, чем о том, что я должен сказать для полного обличения своей вины.

Многое я действительно запамятовал, но много не хотелось додумать до конца, а тем более сказать следствию до самого конца. Между тем я хочу разоружиться полностью. Между тем я сознаю свою огромную вину перед партией и полон настоящего раскаяния.

Не хватало душевных сил и физической силы ума додумать все до конца.

Сначала казалось, что убийство т. Кирова и мое привлечение в связи с таким делом есть просто нечто вроде обрушившейся скалы, которая нечаянно хоронит почему-то и меня под своими обломками. Лишь постепенно уяснял себе подлинный смысл событий. Дело не в отдельных деталях и эпизодах.

Суть дела в том, что после XV съезда мы сохранились, как группа, строго говоря, существовавшая подпольно, считавшая, что ряд важнейших кусков платформы 1925 — 1927 годов все же были “правильные” и что, раньше или позже, партия эту нашу “заслугу” признает. Чтобы остаться в партии с этим убеждением, мы должны были обманывать партию, т. е. по сути двурушничать. “Двурушничество” — очень обидный и жесткий термин. Никогда не хотелось его признать. Но он — верный термин. Он грубо, но верно срывает маску с фикций и говорит то, что есть. И отсюда — все остальное!