Отсутствие ответа из Берлина я начал истолковывать тем, что немцы через свою агентуру наводят справки относительно взрыва в России. Во второй раз мы сначала спросили его по телефону, не получено ли им каких-либо известий для нас. Узнав, что у него ничего для нас не имеется, попросили его назначить нам время для личных переговоров, так как мы хотим оставить ему наш новый адрес. После некоторого колебания он согласился нас принять, и мы были приняты вторично, 16 мая с.г., в субботу в 5 часов пополудни, в той же самой комнате посольства, но в присутствии какого-то господина, который занимался в той же комнате какими-то чертежами. Судя по внешности и манерам, господин этот производил впечатление военного. В наш разговор он не вмешивался.
При этом вторичном свидании фон Бисмарк любезно объяснил, что его роль в данном случае сводится только к посредничеству, что он своевременно сообщил в Берлин обо всем по телеграфу и что получение ответа, вероятно, задерживается массой работы и рассылкой нужных людей, поэтому нам надлежит терпеливо ждать. Если же нам нужны деньги, то он еще раз протелеграфирует в Берлин и испросит указаний. В ответ на это мы ему возразили, что деньги нам пока совершенно не нужны и что этот вопрос нас меньше всего интересует. Следуемые нам деньги мы сможем получить впоследствии, так как мы взялись за исполнение их поручений не по материальным расчетам, а из побуждения политического характера, как революционеры.
Ввиду этого мы настаиваем на скорейшем свидании с кем-либо из их среды с целью продолжения других дел и установления связей на этот предмет. Все это делается потому, что средства сообщения теперь затруднительны, время идет, а каждый день ожидания только тормозит дело. Разговор этот произвел на полковника Бисмарка очень выгодное впечатление, и он сказал, что вновь обо всем телеграфирует в Берлин.
При таких обстоятельствах мы расстались вторично. Ввиду неопределенного положения я уехал, сказав Шарлю, чтобы последний дальнейшие отношения вел самостоятельно и лишь в крайнем случае в добывании агентурных сведений обращался за помощью к нам, — в моем лице, — и ни в каком случае не соглашался ехать для переговоров, если таковые последуют, в Австрию или Германию.
И думаю, что немцы, несомненно, наводят справки по делу взрыва моста и что после этих справок к нам могут отнестись, в лучшем случае, как к шантажистам, а в худшем — вплоть до самых неприятных последствий, но в интересах розыскного дела, преследуя исключительно надежды добыть хоть какие-нибудь полезные сведения, при таком положении можно было бы рискнуть доказывать немцам, что их агентура и сведения неверны или они просто не осведомлены, так как взрыв мастерской Охтенского завода произведен только благодаря нам и что в доказательство этого мы можем, находясь в Швейцарии, непосредственно связать немцев с нашим товарищем-революционером, служащим в конторе Охтенского завода, который устроил взрыв в заводе и может организовать еще лучшие взрывы и дать немцам полное объяснение всего, что их может интересовать там.
Исполнение такой ссылки немцам можно было бы осуществить помещением в контору Охтенского завода какого-либо агента полиции, который нами мог бы быть указан как наш товарищ-революционер. Такой вымысел дал бы возможность обнаружить немецких агентов, находящихся в России, если бы таковые обратились к указанному нами им лицу”.
Из других донесений, как Литвина, так и самого Долина, видно, что переговоры с немцами происходили не только в Берне, но и в Константинополе, где представителем немцев являлся некий Бернштейн, причем разговоры велись не только о взрыве Охтенского завода и мостов, но и о взрыве черноморского дредноута “Мария”.
Из бумаг заграничной агентуры видно, что Департамент полиции через Красильникова запретил Долину и Литвину входить в переговоры с немцами об организации каких бы то ни было взрывов и разрешил лишь переговоры об организации стачек и забастовок Исполнил ли это приказание Долин, неизвестно…
Как бы там ни было, охтенские заводы пострадали от взрывов, дредноут “Мария” взлетел на воздух. Долин покончил свою жизнь самоубийством, а в одном из русских банков у него оказалось несколько десятков тысяч рублей…
О контрразведке, которая была поручена Красильниковым французским гражданам Бинту и Самбену, имеется в архивах заграничной агентуры громадное число документов, сам же Бинт показал следующее: