История Тома Джонса, найденыша (Книги 7-14)

- И этакий проходимец посмел давать мне указания! - с гневом воскликнул доктор.- Неужели я позволю издеваться над моим искусством субъекту, который не в состоянии заплатить мне?! Большое вам спасибо, что вы вовремя меня предупредили. Посмотрим теперь, даст он пустить себе кровь или нет!

Тут доктор побежал наверх, с шумом распахнул дверь и разбудил беднягу Джонса, которому наконец удалось сладко заснуть и увидеть во сне Софью.

- Дадите вы пустить себе кровь пли нет? - в бешенстве закричал доктор.

- Я уже вам сказал, что не дам,- отвечал Джонс,- и искренне жалею, что вы не обратили внимания на мой ответ: ведь вы прервали самый сладкий сон в моей жизни.

- Вот так многие проспали свою жизнь,- сказал доктор.- Сон не всегда полезен, так же как и пища. Однако в последний раз спрашиваю вас: дадите вы пустить себе кровь?

- В последний раз отвечаю вам: не дам.

- В таком случае я умываю руки,- сказал доктор,- и прошу заплатить мне за труды. За два визита по пяти шиллингов, да по пяти шиллингов за две перевязки, да полкроны за пускание крови.

- Надеюсь, вы не оставите меня в этом положении? - сказал Джонс.

- Непременно оставлю,- отвечал доктор.

- В таком случае,- сказал Джонс,- вы обошлись со мной по-свински, и я не заплачу вам ни гроша.

- Прекрасно! - воскликнул доктор. - Слава богу, что дешево отделался. И дернула же хозяйку нелегкая послать меня к такому проходимцу!

С этими словами доктор выбежал из комнаты, а его пациент, повернувшись на другой бок, скоро снова заснул; но упоительный сон, к несчастью, больше ему не приснился.

ГЛАВА IV, в которой выводится один из забавнейших цирюльников, какие увековечены в истории, не исключая багдадского цирюльника и цирюльника в "Дон Кихоте"

Часы пробили пять, когда Джонс проснулся; он чувствовал себя настолько освеженным и подкрепленным семичасовым сном. что решил встать и одеться; с этой целью он раскрыл свой чемодан и достал чистое белье и костюм; но прежде чем одеться, накинул халат и спустился в кухню спросить чего-нибудь, что успокоило бы поднявшуюся в желудке тревогу.

Встретив хозяйку, он вежливо с ней поздоровался и спросил, нет ли чего-нибудь пообедать.

- Пообедать? - отвечала она.- Подходящее время думать об обеде! Готового нет ничего, да и огонь уже почти потух.

- Хорошо,- сказал Джонс,- но надо же мне чего-нибудь поесть, все равно чего. Сказать вам правду, отроду я не бывал так голоден.

- Что же, я могу предложить вам кусок холодной говядины с морковью.сказала хозяйка.

- Ничего не может быть лучше,- отвечал Джонс.- Но вы очень обязали бы меня, если бы велели ее разогреть.

Хозяйка согласилась и сказала с улыбкой, что рада видеть его здоровым. Действительно, обращение нашего героя невольно располагало к нему; хозяйка же, в сущности, была женщина незлая, только очень любила деньги и ненавидела все, имевшее хоть какую-нибудь видимость бедности.

Джонс вернулся в свою комнату переодеться, пока готовился обед, а вслед за ним явился и цирюльник, которого он требовал.

Этот цирюльник, известный под именем Маленького Бенджамина, был большой чудак и любитель острых словечек, из-за которых частенько подвергался разным мелким неприятностям вроде пощечин, пинков, перелома костей и т. п. Шутку понимает не каждый; да и тем, кто ее понимает, часто не нравится быть ее предметом. Но этот недостаток был в нем неизлечим, сколько ни платился он за него,- как только приходила ему на ум острота, он непременно ее выкладывал, нисколько не соображаясь ни с лицами, ни с местом, ни с временем.

Было много и других особенностей в его характере, но я не буду их перечислять, потому что читатель сам легко их увидит при дальнейшем знакомстве с этой необыкновенной личностью.

Желая, по понятным причинам, закончить свой туалет поскорее, Джонс находил, что брадобрей чересчур долго возится со своими приготовлениями, и попросил его поторопиться; на это цирюльник с большой серьезностью - он ни при каких обстоятельствах не растягивал лицевых мускулов - заметил:

- Feslina lente9 - пословица, которую я заучил задолго до того, как прикоснулся к бритве.

- Да вы, дружище, я вижу, ученый,- сказал Джонс.

- Жалкий ученый,- отвечал цирюльник.- Non omnia pos-sumus omnes10.

- Опять! - воскликнул Джонс.- Я думаю, вы можете говорить и стихами.

- Извините, сэр,- сказал цирюльник, - поп tanto me dig-nor honore11,и, приступив к бритью, продолжал: - С тех пор как я стал разводить мыльную пену, сэр, я мог открыть только две цели бритья: одна заключается в том, чтобы вырастить бороду. Другая - чтобы отделаться от нее. Полагаю, сэр, что еще недавно вы брились ради первой из этих целей. Можете поздравить себя с успехом, так как о бороде вашей можно сказать, что она tondenti gravior12.

- А я полагаю,- сказал Джонс,- что ты большой забавник.

- И сильно ошибаетесь, сэр,-отвечал цирюльник.-Я усердно занимаюсь философией; hinc illaelacrimae13, сэр, в том все мое несчастье. Слишком большая любовь к наукам погубила меня.

- Да, дружище,- сказал Джонс,- ты действительно ученее своих собратьев по ремеслу; но я не могу понять, почему твоя ученость повредила тебе?