Период с середины II до середины III в. был, видимо достаточно благоприятен для городов Понта. Ситуация круто изменилась с наступлением кризиса III в. и с началом набегов варваров из Северного Причерноморья на города Анатолии. В 254 или 255 г. начинаются нападения готов и союзных с ними боранов (как сейчас считают, племени не германского, но скорее сарматского происхождения) на города Восточного и Южного Причерноморья. Сначала они неудачно штурмовали Питиунт, затем в 256 г. на судах, взятых у жителей Боспора, напали на святилище Кибеллы на Фасисе и захватили крепость Питиунта[446]
. В 257 или 258 г. и сам Трапезунд был захвачен боранами. Гарнизон хорошо защищенной крепости города, с двумя поясами стен, по (очевидно завышенным) оценкам Зосима, состоял из 10 000 воинов, не считая местного ополчения. Тем не менее он был взят ночью приступом из-за беспечности (а возможно, и пьянства) оборонявших[447]. Добыча варваров была огромна: почти все окрестные жители бежали под защиту его укреплений. Многие из них были взяты в плен. Святыни города, его памятники, жилища были истреблены. Варвары опустошили и городскую округу (хору), а также захватили большое количество судов, видимо, стоявших в его гавани[448]. После такого разгрома Трапезунд вряд ли мог быстро оправиться. Набег 257/8 г. не был последним. В 264 г. готы переправились с Боспора в Трапезунд, опустошили Каппадокию и Вифинию, а в 266 г. с моря взяли и разграбили Гераклею Понтийскую[449]. В 275–276 гг. примеотийские готы вновь нападают на Понт. Они не смогли взять Фасиса, но двинулись в глубь Малой Азии, на сей раз, видимо, уже не только с целью грабежа, но и с целью расселения. Однако они были разгромлены сначала императором Тацитом (275–276 гг.), вскоре погибшем на Понте, а затем — и на суше, и на море — Пробом (276–282 гг.)[450]. Возможно, эти поражения остановили их натиск на Анатолию. Дальнейшие их походы и передвижения осуществлялись в сторону Балкан. Интересное свидетельство канонического письма епископа Неокесарийского св. Григория Чудотворца (ум. ок. 270 г.), современника событий, приведенное и истолкованное О. Лампсидисом, показывает еще одну, менее известную, сторону варварских вторжений на Понт: местные жители-христиане, как захваченные в плен, так и перешедшие на службу к варварам, служили проводниками и наводчиками в их вторжениях и участвовали в грабежах и присвоении имущества своих соотечественников[451]. Возможно, это также одно из объяснений легкого взятия хорошо укрепленного Трапезунда в середине III в.Другой угрозой римскому Понту были Сасаниды Ирана, опустошавшие и захватывавшие города понтийской периферии. Во время походов 252/53 и 259/60 гг. персы завладевали Саталой, Тианой, Команой, Севастией, создавая угрозу с юга городам Понта[452]
.В ходе и после готских набегов и походов иранских войск понтийские города оставались важными военными и экономическими центрами. Аммиан Марцеллин в IV в. называл Тиос и Амастриду значительными городами, а Трапезунд (наряду с Питиунтом) «
В эпоху Диоклетиана восточные провинции Римской империи: Понт Полемониак (с городами Трапезунд, Керасунт, Неокесария, Зела, Севастия, Полемоний) и Малая, затем— Первая, Армения (с Никополем, Саталой и Колонией) находились под управлением римского консульского легата Каппадокии, что в определенной мере способствовало сохранению хозяйственно-административной целостности Понта[456]
. Надпись эпохи Диоклетиана свидетельствует о попытках отстраивать город после готского нашествия, размещать в нем войска I Понтийского легиона[457].Понт, как и другие области Римской империи, где распространялось христианство, был свидетелем гонений на исповедников новой веры и подвигов мучеников; некоторые из них, как св. Фока Синопский и св. Евгений Трапезундский, станут святыми патронами и защитниками городов и империи Великих Комнинов[458]
. С победой христианства в империи при Константине начиналась и новая, византийская, страница истории Понта.