История Трапезундской империи

В «Истории Венеции» Маркантонио Сабеллико, в «Жизнеописаниях венецианских дожей» Марино Санудо Младшего высказана иная версия: Трапезунд был взят «скорее обманом, чем силой оружия»[3927]. Героизированную историю гибели Великих Комнинов, как отмечалось, распространил на Западе, во Франции и в Италии, Феодор Спандунис[3928].

Версия, рассматривающая захват Константинополя и Трапезунда как одно событие, родилась, пожалуй, ранее всех других, когда империя Великих Комнинов еще существовала.

В письме о падении Константинополя Якопо Лангуски, а также в письме о том же событии гуманиста Лауро Квирини папе Николаю V (от 15 июля 1453 г.) утверждалось, что все черноморские города, включая Трапезунд и Каффу, были завоеваны Мехмедом II сразу же после того, как он овладел византийской столицей[3929]. Позднее отнесение захвата Трапезунда и Боснии Мехмедом II, а также успешное выступление против него Узун Хасана бургундский хронист отнес к понтификату Каллиста III, поместив в рассказ о событиях 1455 г.[3930] Фактическая ошибка современников оказалась пророческой и повлияла на последующую историографию. Используя письмо Лангуски, ее привел венецианский хронист Джорджо Дольфин[3931]. В речи гуманиста Николо Перотти, архиепископа Манфредонии, произнесенной на Мантуанском соборе 15 августа 1458 г., Понт назван в числе турецких завоеваний, наряду с Каппадокией и всей Малой Азией[3932]. В XVI в. хронологическая точность стиралась все больше. Марино Санудо Младший относил казнь императора Давида к июлю 1456 г., через год после предполагаемого им (в мае 1455 г.) падения Трапезунда[3933].

В XVI в. все большее развитие получает версия о том, что причиной гибели Трапезунда, как и Византии, были распри между христианами, которых следует избегать, чтобы победить османов[3934]. Польский историк и географ Матвей Меховский (1457–1523), например, в Трактате о двух Сарматиях, опубликованном в 1517 г., приводил версию, что когда между императором Трапезундским и Константином (легендарным императором Византии) шла борьба, первый призвал на помощь Мурада I, который воспользовался распрями, чтобы затянуть войну и захватить Фракию[3935]. Он тем самым поместил Трапезунд в инородный контекст гражданских войн в Византии.

Судьба Трапезунда вплеталась в рассказы антитурецкой полемической литературы. С середины 60-х — начала 70-х гг. XV в. в Европе об убийстве императора писали как об устрашающем примере жестокости турок[3936].

Мотив падения Трапезунда и турецких завоеваний нашел отклик и в медальерном искусстве. В конце XV в. Бертольдо ди Джованни чеканит медаль с изображением Мехмеда II и надписями: МАVМНЕТ ASIE АС TRAPESVNZIS MAGNEQUE GRETIE IMPERATOR//GRETIE TRAPEZVNTY ASIE. Ф. Бабингер доказывал, что Magna Graecia обозначала не Южную Италию, а Балканы и Рум, всю классическую Грецию (Rumeli), в дополнение к «малой» Греции — Трапезунду. Аналогичный смысл имело изображение трех корон на портрете султана кисти Джентиле Беллини[3937].

Падение Трапезунда нашло свое иконографическое воплощение в расписных панелях флорентийского свадебного ларца из Палаццо Строцци (ныне в Музее Метрополитен США)[3938]. В повседневной жизни Италии XV в. такие ларцы (cassoni) имели значение и свадебного дара, и престижного атрибута интерьера[3939]. Например, на одном из звеньев поясной гарнитуры из Латинской Романии (ныне в Эрмитажном собрании в Санкт-Петербурге), в так называемой сцене «диспута о вере», именитая дама восседает на кассоне, в то время как знатный тюрок — по обычаю, на подушке, музыкант — на скамье, а монах — на полу[3940]. Оформление кассони в XV в. поручалось известным живописцам, украшавшим их панели батальными или аллегорическими сценами. В XVI в. мода изменилась, и вместо расписных деревянных панелей стали делать резные. Картины на свадебных ларцах отошли в прошлое.

Описываемый памятник малоизвестен как в истории искусства[3941], так и среди исследователей поздней Византии[3942] и еще нуждается в специальном детальном изучении.