Разгромив Иран, Ираклий открыл дорогу на Запад новому страшному врагу империи — арабам. Натиск арабов на византийскую территорию, усилившийся после сокрушительного поражения ромеев в битве при Ярмуке (636 г.) не мог не сказаться на положении приграничных византийских провинций. В 640 г. арабы захватили Двин, в 641 г. — Евхаиту и вплотную подошли к Понту[493]
. Разгромив византийские войска в Армении и преследуя их, арабы, возможно в 653 или 654 г. на короткий срок захватили и сам Трапезунд, взяв большое количество добычи и пленных, как о том писал армянский историк VII в. епископ Себеос[494]. Однако, как полагал еще Я. Фальмерайер, арабское завоевание способствовало увеличению населения Трапезунда из-за бегства туда христиан из завоеванных арабами областей и содействовало последующему процветанию города[495]. Он продолжал быть главным портом, связывавшим Кавказ с Византией[496]. Однако во второй половине VII — начале VIII в. положение Понта было более, чем тревожное. В 711 г. арабы взяли Камаху, в 712 г. — Амасию и Гангры. После отвоевания ромеями в 727 и в 732 г. Гангры вновь были дважды взяты арабами и разрушены, а вся Пафлагония опустошена[497]. В дальнейшем основные военные действия велись южнее, нередко вокруг Камахи, переходившей из рук в руки, но подчас арабы прорывались и к черноморским берегам, главным образом к Амастриде, Амису (например, в 794 г.) и Синопу (860 г.)[498]. В 863 г. эмир Мелитины Амр занял и разграбил Амис, пройдя с войском через западные области Понта, но в дальнейшем у местечка Посон севернее р. Галиса, на границах Понта и Пафлагонии был разгромлен и убит византийским стратигом Петроной при помощи войск нескольких фем[499]. Эта победа, достигнутая в немалой степени благодаря результатам военно-административных реформ конца VII–IX вв., обозначила перелом в пользу Византии. Однако на протяжении VIII–IX вв. агиографические источники многократно свидетельствуют об «исмаилитском» или «агарянском» полоне жителей понтийских и пафлагонских областей и тревожном положении во всем регионе, о жестокости варваров и о роли не только светской власти, но и предстоятелей местной церкви в защите населения от набегов. Именно такую роль сыграл, например, амастридский митрополит св. Георгий[500].С 30-х — 40-х гг. IX в. определенную угрозу приморским городам Южного Причерноморья, особенно Пафлагонии, стали представлять морские походы варяго-русских дружин, как это было, например, в случае с временно захваченной и ограбленной ими Амастридой[501]
.