История Трейси Бикер

Питер плакса, а я никогда не плачу. Когда Луиз задружилась с Жюстиной и они вместе украли мой самый-пресамый личный дневник и написали в нем всякое дурацкое вранье, я и то не плакала. И в прошлом году, когда мама забыла прислать мне подарок на день рождения, я даже не захныкала. То есть, конечно, она мне прислала подарок! Целую кучу подарков. Караоке — точно. И, может быть, еще мобильник, и хорошенький лэптоп, и айпад, и настоящую ковбойскую шляпу, и новые футбольные бутсы, и еще всякого разного — просто все это потеряли на почте. Украли, и я свою посылку так и не получила. И то я не плакала! Иногда со мной случаются приступы аллергии — знаете, от этого глаза слезятся. Но я никогда не плачу.

— Я знаю, Трейси, ты никогда не плачешь, — говорит Питер. — Ты такая храбрая!

И ведь это не в насмешку. Он мной восхищается. Иногда это немножко бесит. Он семенит за мной и ловит каждое слово. Я не хочу, чтобы он за мной бегал хвостиком! И прямо ему говорю: отвали. Тогда он морщит свое бледненькое личико и вытирает глаза бабушкиной тряпочкой. Жуткое коварство! От этого сразу чувствуешь себя какой-то подлюкой, и приходится его утешать, чтобы не ныл. Я ему позволяю откусить от моего батончика «Марс» или учу новому нехорошему слову, а если совсем раздобрюсь, щекочу ему подмышки. Он откусывает чуть-чуть «Марса», ахает от неприличного слова и пищит, когда его щекочешь, и говорит, что я самая лучшая на нашей Свалке. И вообще во всем городе, во всей стране, во всей нашей супергромадной Вселенной.

Я киваю и говорю:

— Да-да-да.

Потому что я все это и без него знаю. Я же Трейси Бикер, правильно?

Ну так вот, в День святого Валентина Питер сидел рядом со мной за завтраком. Придвинулся так близко, что чуть на колени ко мне не залез.

Я его пихнула:

— Питер, подвинься!

— Прости, Трейси! — сказал он, а сам еще ближе придвигается и тянется к моему уху. — Я тебя спросить хочу…

От его шепота уху стало щекотно.

— Что? — спросила я громко, потирая ухо.

— Тс-с! Это секрет!

Я вздохнула. Питер вечно рассказывает мне разные секреты, и хоть бы они были интересные! Например, что ночью описался — как будто не понимает, что это и так всем ясно, когда он полночи бродит по дому с охапкой мокрых простыней, точно призрак наводнения.

— Трейси, сегодня четырнадцатое февраля, — прошептал Питер.

— Тоже мне секрет!

— Валентинов день, — продолжал Питер.

— Это тоже не секрет, — сказала я раздосадованно.

— Трейси, будешь моей Валентиной? — шепотом спросил Питер.

— Что-о?! Да ну тебя, Пит! Не верю я во всякие эти романтические уси-пуси!

— А я верю, — сказал Питер. — Трейси, ну пожалуйста!

И хлопает глазищами как у Бэмби. А Жюстина Ушки-На-Макушке-Литтлвуд уже поглядывает в нашу сторону.

— Ладно, только замолчи, понял? — прошипела я.

— Значит, ты согласна?

Питер от радости задрыгал ногами под столом и нечаянно попал Жюстине Долговязой-Литтлвуд прямо по лодыжке!

— Ай! — завопила Жюстина.

— Молодец, Питер! — крикнула я.

И так хлопнула его по спине, что он чуть через стол не перелетел. Макси перестал чавкать кукурузными хлопьями и восторженно заорал. И, конечно, сразу поперхнулся.

— Тише, дети! — сказала Дженни. — Как в зоопарке прямо!

— Ага, я дикий зверь! — обрадовался Макси.

Он тут же стал чесаться и вырвал у кого-то из мелких миску с банановым пюре. Малыш громко заревел.

— Ведите себя прилично! — сказал Майк и замахал большой деревянной ложкой, притворяясь, будто бьет нас по рукам.

Тут и впрямь раздался стук. Стучали в дверь, солидно так, официально. У меня привычно сдавило в груди. Я на каждый стук всегда думала — вдруг это мама наконец за мной приехала. Все наши затихли, я только слышала, как у меня сердце колотится — тум-тум. Дженни пошла открывать и вернулась с целой охапкой писем.

— Это почтальон приходил, — сказала Дженни. — Эй, разбирайте валентинки!

Малыши снова принялись за банановое пюре, Макси стал дальше изображать дикого зверя в зоопарке, а мы все, остальные, так и замерли не дыша. Я вдруг сообразила: это же как соревнование — кто получит больше открыток на День святого Валентина.

Дженни разбирала их и хихикала, особенно когда попадалась карточка, адресованная ей самой. Майк тоже получил открытку, смешную такую — когда ее открываешь, она играет дурацкую музычку.

Я глаз не могла отвести от оставшихся открыток. Дженни начала их раздавать. Одна открытка — Жюстине Страхолюдине-Литтлвуд!!! Кому только в голову пришло прислать ей валентинку? А она-то обрадовалась — читала и перечитывала дурацкий стишок, еще и гладила блестящее серебряное сердечко на открытке.

— Ой, Жюстина, от кого это? — спросила Луиз. — Я не знала, что у тебя мальчик есть! Как его зовут? Там подписано, я вижу!

— Не скажу! Секрет! — отвечает Жюстина Самодовольная-Литтлвуд, прижимая открытку к груди.

— Нет у тебя мальчика! Если только слепой и тупой! — крикнула я. — Спорим, эту открытку ты сама себе отправила!

— Нет, Бикер, зелен виноград! Это тебя никто не любит! — заявляет Жюстина Воображала-Литтлвуд.