На фотографии я сижу у мамы на руках, прижалась к ней крепко-крепко. Улыбаюсь, хорошенькая такая, и волосики на голове легкие, как пух. Сейчас я совсем не такая милашка. Чаще насупленная, а не улыбчивая, а кудряшки торчат во все стороны, как у швабры. И все равно я симпатичнее, чем Жюстина Пучеглазая-Лягушка-Литтлвуд. Может, я и не красотка, зато у меня есть характер. Обо мне постоянно так говорят. Одна тетенька-соцработник вечно меня называла «ну и характерец».
Не знаю даже, как бы меня назвала моя теперешняя соцработник Илень-Мигрень. Наверное, мне пришлось бы вычеркнуть кучу ненормативной лексики. У меня, между прочим, поразительный словарный запас, и я знаю много длинных трудных слов. Ненормативная лексика — это значит «ругательные слова». (Я сама их тоже часто употребляю.)
Конечно, когда мама за мной приедет, соцработники мне больше не будут нужны. Я думаю, она ОЧЕНЬ СКОРО приедет, вот только закончит свой мегакинопроект. Воротилы Голливуда, видно, совсем загрузили ее работой, поэтому она мне уже давно не пишет.
Я попросила Майка и Дженни, сотрудников нашей Свалки, караулить, не позвонит ли вдруг мама. Часто их спрашиваю, не звонила ли она. Каждый день. Иногда по два и по три раза. Они всегда вздыхают и раздосадованно отвечают: «К сожалению, нет». «Раздосадованно» — шикарное слово. Означает, что я человека довела. Люди, когда со мной разговаривают, часто досадуют. А я не виновата! Если бы они не вредничали и подарили мне собственный мобильник, я могла бы сама звонить кому хочу. Ну правда, в наше время мобильный телефон — одна из базовых потребностей. Просто возмутительно, что детям на Свалке мобильники выдают только в подростковом возрасте, да и то дешевую стандартную модель с повременной оплатой разговоров — позорище сплошное. Даже Адель таким обходится, а она у нас самая старшая и вообще крутая. Скоро переедет в отдельную квартиру. Она целыми днями строит планы, как свою квартиру обставит и как там будет жить.
— Каждый день буду устраивать вечеринки! — говорит Адель.
Надеюсь, она и меня пригласит. Мы с ней дружим и часто болтаем. Правда, случается, что она на меня Досадует — с заглавной буквы «Д», — когда я беру ее косметику или пробую пройтись в ее потрясающих туфлях на высоком каблуке. Иногда даже говорит:
— Трейси Бикер, выметайся из моей комнаты, поганка такая!
И другие слова из ненормативной лексики.
Это она просто шутит. На самом деле она меня любит и ценит. Все время умоляет стать ее лучшей подругой. Может, когда-нибудь я и капитулирую (еще одно шикарное слово, означает «сдаться»). Вообще я очень редко капитулирую. Я крепкий орешек и себе на уме.
Раньше мы дружили с Луиз. Она у нас самая хорошенькая. У нее голубые глаза и длинные светлые вьющиеся волосы. Почти такая же красивая, как моя мама. С виду она лапочка, а на самом деле та еще хитрюга. Нам с ней так весело было, а потом появилась Жюстина и переманила мою подружку к себе.
Я, конечно, могла бы и опять с ней подружиться, запросто. Просто не хочу. Пусть не надеется.
И вообще Адель лучше. Очень многие так считают, и это стало
Мы все завтракали за длинным столом в кухне. Малыши в высоких стульчиках махали размокшими сухариками и возили ложками в банановом пюре.
Макси тоже с ними сажают. Вообще-то он уже большой, мог бы с нами сидеть на лавке, но когда он ест кукурузные хлопья и хлебает апельсиновый сок, лучше быть от него подальше. Он не просто мусорит. Он от жадности заглатывает слишком много, потом давится, и все вылетает обратно фонтаном — фу, гадость.
А те, кто умеет себя прилично вести за столом, стараются держаться поближе друг к дружке. Я раньше всегда сидела с Луиз, но теперь Жюстина Всех-Локтями-Растолкать-Литтлвуд меня отгоняет. Я сажусь обычно рядом с Аделью, а Хлюпик Питер пристраивается ко мне с другого бока.
Я до сих пор еще не упоминала Питера, хотя он играет довольно важную роль в этой истории. И это удивительно. Если вы посмотрите наше общее фото, Питер у нас в детдоме самый незаметный. Это вон тот мелкий мальчишка с громадными, как у Бэмби, глазами и тощими, как макаронины, руками-ногами.
В правой лапке он постоянно сжимает промокший насквозь кружевной платочек. Это платочек его бабушки — раньше Питер у нее жил, она о нем заботилась, а потом умерла, и тогда Пита сгрузили к нам на Свалку. Он за этот платочек держится, как за спасательный круг. Платок мокрый, потому что Питер вечно хнычет. Большой уже сопли распускать. С виду лет шесть, а на самом деле ему ровно столько же, сколько мне. У него день рождения в один день с моим, вот нахальство! Из-за этого приходится торт на двоих делить. У нас один и тот же знак Зодиака, но больше ничего общего между нами нет!