История третья: На склоне Немяна Тамаля

Но стоило замереть на несколько минут, как жар, мучавший раньше из-за непрерывного движения, схлынул, уступая место нехорошему сырому ознобу. Мальчик подтянул колени к груди, кутаясь в куртку, но холод не проходил. Пришлось садиться, лезть в рюкзак за бензиновой «вечной спичкой», потом долго кромсать и ломать очень вовремя подвернувшиеся под руку трухлявые деревянные ящики… Наконец, когда Сивка уже снова согрелся, рассадил ладонь, словил горсть заноз, а тихая ругань под нос начала приобретать интонации обиженного скулёжа, огонёк неохотно занялся.

Сивка подложил под голову рюкзак, натянул капюшон поглубже и закрыл глаза, впитывая тепло костерка и то и дело кашляя от дыма.

… Очнулся — словно вырвался — из тягостной, болезненной дрёмы он от собственного кашля. Кто-то помог ему сесть, сунул в руки тёплую кружку. Сивка, ещё ничего не соображая, сделал глоток и обжёг язык — чай был горячим, почти огненным, и от боли весь сон из головы выветрился.

Одного взгляда хватило, чтобы понять: это не те развалины, это жилой дом. Первой мыслью Сивки была карта… но Бог с ней, с картой, отметок на ней никаких нет, а бумажку с координатами по совету того безликого офицера Сивка уничтожил. Вторая мысль — автомат. Его рядом не было!

Сивка ужом вывернулся из-под пледа и нашёл «внучок» тут же, рядом с кроватью, но немножко не рассчитал и в попытках дотянуться до него почувствовал, как сползает на пол.

— Эй, ты живой? — откликнулся на грохот голос, и из-за занавески, отделяющей угол от остального помещения, вынырнул мужчина. Оглядел сидящего на полу пацана, сжимающего автомат, и кивнул сам себе: — Живой, Индеец, ещё как живой… Ну привет.

— Здрасте, — свет бил мальчику в глаза, и оттого Сивка не сразу разобрал, кто перед ним, такой знакомый… а потом понял и чуть ослабил хватку автомата. — А ты здесь откуда?

Отец Николай уже месяца полтора, как оставил батальон. Что-то у него там было со здоровьем, не ранение, а что-то другое, Сивка уже не помнил. А потом…

Впрочем, и сам Сивка не сумел бы нагнать УБОН, не помоги ему тот безликий офицер. То есть, Сивка и так ещё не нагнал, но… Мальчик снова закашлял.

— Ну вот, дымом надышался, я тебя еле оттуда вытащил, — вздохнул капеллан. — Кто ж в такой дождь костёр разводит в помещении, где ветра никакого? Так и угореть было недолго… Хозяйка, слава Богу, дым заприметила, я и пошёл посмотреть, кто: бандиты или, может, беженцы… А там, под крышей, дым, ничего не видно, тебя чудом нашёл — споткнулся просто. Вытащил, сюда принёс, гляжу — а это же ты. Индеец…

Сивка невольно улыбнулся: вот тебе и «батальонный талисман»…

— А что вы здесь делаете? — мальчик сел на кровать и закутался в плед, не выпуская автомат из рук.

— Караулю…

— Кого?

— Хочется пошутить, что тебя, но вижу, что за такую шутку ты с перепугу всадишь в меня полмагазина… Наших я караулю. Кого-нибудь, с кем дальше идти, мне говорили, что, вроде, через пару дней здесь будут и как раз до УБОНа подкинут. А то одному сейчас путешествовать — верная смерть… А ты? Тоже, небось, от батальона отстал?

Индеец кивнул и снова взял кружку с чаем. Тот уже остыл немножко, и, цедя чай мелкими глотками, мальчик осторожно рассказал:

— Я в плен попал… нечайно, — Сивка скорее бы откусил себе язык, чем бросил бы тень на Кондрата. — Меня бойцы Арика, ну, из артиллерии, короче, спасли.

— И ты теперь ищешь батальон? Чудо, что ты меня нашёл!

Сивка мотнул головой:

— Нет… я догоняю, — и полез за пазуху за картой: — Мы сейчас где?

— Ого! — пригляделся отец Николай. — Наша, военная. Откуда?

— Дали, — односложно отозвался Сивка.

— Ну, мы примерно… вот тут, — указал священник. — А что?

Мальчик покосился на него, размышляя, сказать или нет, но решил промолчать. Мало ли, когда там ещё капеллан до батальона доберётся…

А до Сечена Поля осталось не так уж и далеко! Сердце радостно зашлось.

— Надеюсь, ты останешься со мной? — пригляделся к сосредоточенно высчитывающему по карте длину пути мальчику отец Николай. — Здесь… очень опасно, тем более в одиночку. Да и куда ты пойдёшь? Я же тоже в батальон направляюсь.

Мальчишка отчаянно замотал головой:

— Не-ет… нет, мне идти надо, — он взглянул на часы, болтающиеся на запястье — раньше отец Николай не видел у него таких — и снова склонился над картой. — У меня мало времени, а уже вечер и… и… — и он зевнул.

— Слушай, отрок, не дури, — отец Николай присел рядом с ним. — Куда ты торопишься? Да, уже вечер! А ты… О Боже, сколько дней ты уже так идёшь?!

— Да недолго, меньше суток…

Священник ещё раз оглядел измотанного пацана с глазищами в пол-лица, который вряд ли и сам замечал, как крепко вцепился в автомат.

— И эти сутки ты шёл без перерыва, — отец Николай не спрашивал, он это и сам видел. И стало так жалко этого пацанёнка, упрямого, одинокого, брошенного всеми на произвол судьбы… Его бы в тыл, поближе к российской границе — да он сам никогда не согласится. Нет, он уже из тех, для кого «тыла» не существует.

Мальчишка заёрзал под этим внимательным взглядом: