— Аркадий Ахматович… Да, конечно, у нас с командиром далеко не всё идеально. Но мы стараемся. Мне надо было уйти, чтобы… можно было вернуться.
Слова — книжные, голос — сиплый. Да, не тянет это на проникновенную речь, совсем не тянет.
— Но вы же ушли всерьёз.
«Глупый был», — а вслух чуть иначе:
— Я тогда мог думать только о Капе с Тилем, они же братья мне… Я думал, они — важнее, чем какие-то долги и связи.
— Дружба действительно важнее многого в этой жизни, — Одихмантьев не одобрял, просто констатировал факт.
— Но я тогда не помнил, почему вообще стал… таким, каким стал. Конечно, если забыть, как всё началось, то не понять, какого фига я вообще в Лейб-гвардии корячусь и не могу обычной жизнью жить!
Одихмантьев смотрел внимательно, но не поворачивая головы. Кажется, ему просто нужно было, чтобы Сиф выговорился. Произнёс вслух всё то, что крутилось в голове клубком неоформленных ощущений.
— Я… в детстве я умнее был, — вздохнул Сиф, усилием воли гася образы прошлого. — Правда. Я не заморачивался долгами, и всё было гораздо проще.
— А как же долг жизни перед вашим командиром? Вы рассказывали однажды, я помню.
На сей раз Сифу удалось пронзить взглядом пейзаж на стене и увидеть воочию прошлое. Маленький Индеец, проснувшийся в лесу под Ратой, оскалился в наглой ухмылке, демонстрируя свою полную от всего мира независимость… но на командира смотрел с простой человеческой надеждой испуганного ребёнка. Командир защитит от кошмаров. От одиночества. Командир не побоялся однажды предложить ему всю свою жизнь, только бы Сивка смог после этого жить по-человечески… А потом просто был рядом, и это даже важнее.
— Иосиф?
— Какие долги… Долг жизни — это смерть, пусть несбывшаяся. Жизнь важнее.
Молчание. Уже две пары глаз задумчиво разглядывают картину на стене.
— Вы, кажется, стали умнее, Иосиф.
— Не, в детстве я гораздо меньше глупостей делал.
— Вот-вот, говорю же — поумнели, — усмехнулся Одихмантьев. — Раньше вам бы подобное заявление и в голову не пришло.
Выслушивать такое было обидно, но Сиф спорить не стал. Одихмантьев удовлетворённо кивнул:
— Да, вы уже не ребёнок, Иосиф. С чем вас и поздравляю.
По событиям последних дней Сиф уже понял, что подобные поздравления должны не слишком радовать. Вроде бы и правильно всё: отвечаешь за друзей, сам выбираешь путь и принимаешь решения… но в конечном итоге этим же ты подвергаешь друзей опасности, огребаешь по пути и вынужден сам признавать свои решения ошибочными и признаваться другим в этом.
Это, безусловно, круто. И правильно. Но иногда страшно, потому что не всегда за спиной есть «страхующие» взрослые.
Вдруг в голове вновь всплыл вопрос, с которого начался весь этот непростой разговор о прошлом и взрослении. Доволен ли он? Верно ли всё было?
Поглядев на ушедшего в свои мысли Одихмантьева, Сиф понял, что тому ответ не нужен. Пожилой Соловей-Разбойник просто хочет, чтобы Сиф ответил себе на эти вопросы, прежде чем они родятся у самого Сифа в сознании… точнее, сформулируются, потому что ощущение это Сифа нет-нет, да и теребило с первого визита в Рату.
Теперь-то Сиф знал — помнил — ответ: почему всё так сложилось и не могло сложиться иначе.
— Аркадий Ахматович…
— А? — словно очнувшись от дрёмы, отозвался советник, но внимательно блеснувшие чёрные глаза никак не были сонными.
Что же, Аркадий Ахматович, вы сами учили спрашивать прямо. Правда, вы говорили о друзьях, но…
— А почему вы всё это спрашиваете?
— Знаете, Иосиф, — голос у Одихмантьева стал сонным и тихим, — вы мне просто небезразличны.
— Из-за Крёстного?
Старик медленно качнул головой:
— Нет, мой дорогой фельдфебель, не только. Вы мне просто понравились — ещё тогда, в Москве. Юный, взъерошенный, немножко заспанный… офицер. То и дело впечатлённо поглядывающий на нашу Алёну.
Портрет Сиф проглотил, не поморщившись. Не самый нелестный, если хорошо подумать.
— Ну спасибо…
— Не за что, Иосиф. Будете в Москве заглядывать к крёстному — не забывайте про старика. Я, может, и ещё о чём порасспрашиваю.
— Ладно, — невольно улыбнулся Сиф. — Я, правда, вряд ли буду заглядывать… Всё-таки Великий князь и…
— Право, мой юный фельдфебель, — зашелестел-рассмеялся Соловей-Разбойник, — неужели вашего крёстного это хоть когда-нибудь смущало? Не вы же себе его в крёстные выбирали…
— Это точно. Кажется, даже для командира это решение было… сюрпризом.
Снова быстрый внимательный взгляд из-под полуприкрытых век. Словно на мгновенье прочитать мысли собеседника и снова уйти в себя. Сиф уже привык к этой манере и почти не пугается.
— Вам так нравится всё помнить?
Подросток смутился: