История царствования императора Александра I и России в его время. т.1. (1869)

товарищем министра Иностранных Дел, стараго графа Александра Романовича

Воронцова, управлявшаго министерством только по имени, (потому что этою

частью деятельно занимался сам Государь), Чарторыскій стал во главе русской

дипломатіи. Необладавшій даром слова, казавшійся разсеянным, но в

действительности сосредоточенный в самом себе, князь Чарторыскій избегал

шумных бесед и никогда недавал дипломатических обедов. При изустных преніях,

он держался всегда одного главнаго пред-

78

мета и, не уклоняясь от существенной цели, выражался сжато и даже иногда

сильно, хотя и не мог выдерживать спора с людьми подобными речистому

Новосильцову. Его письменныя мненія были убедительны без ораторских прикрас.

Многіе из Русских и тогда не любили его, разгадав его замыслы и предвидя в нем

заклятаго врага Россіи (12). По их мненію, его преданность к своему венчанному

другу и самый патріотизм к Полыпе прикрывали честолюбивое стремленіе его —

сделаться Королем Польским. Напротив того, иностранцы, для коих

психологическое изследованіе действій князя Чарторыскаго имело менее

интереса, находили его ученым и скромным молодым министром, исполненным

благородства и правдивости (?), искренно преданным Императору Александру,

без всяких своекорыстных разсчетов. Один из иноетранных агентов при С-

Петербургском Дворе, сам отличавшійся прямодушіем, пишет, по случаю слухов о

смене князя Чарторыскаго в должности министра Иноетранных Дел: „Si cela arrivait,

ce serait une perte irr'eparable pour l'empereur. L'attachement de ce ministre pour son

souverain, sa loyaut'e, son d'esint'eressement et sa fermet'e m^el'ee de beaucoup de prudence et

d'une rare modestie, sont des qualit'es bien difficiles `a remplacer et lui ont attir'e la confiance de

toutes les personnes qui ont affaire `a lui". (Если бы это случилось, то Император понес-

бы невознаградимую потерю. Преданность сего министра к своему Государю, его

прямодушіе, безкорыстіе и твердость духа, в соединеніи с благоразуміем и

необыкновенною скромностью, качества весьма редкія, доставили ему доверіе

всех тех, которые имеют с ним дело) (13). Так думал и Тьер, говоря, между прочим,

о Чарторыском,

79

что „он, честнейшій го людей, был неспособен изменить Императору

Александру". (П 'etait taux que le prince Adam, le plus honn^ete des hommes, f^ut capable

de trahir Alexandre) (14). Гораздо правильнее сказать, что Александр, с своей

стороны, неспособен был вдаваться в обман, если сам нехотел иногда

казаться обманутым. В числе иностранных дишіоматов были и такіе,

которые отзывались весьма невыгодно о князе Чарторыском: Дюрок,

пріезжавшій в Петербург с дипломатическим порученіем Наполеона, писал к

Фуше: „Происхожденіе Чарторыскаго проложило-бы ему путь к польскому

престол,у, если-бы ему не помешала в том Императрица Екатерина. Он не

забыл этого и обрек себя вечной ненависти к Русским, коих гнушается, к

Императору, котораго обманывает, к его министрам, которых презирает; но

скрывая свои чувства, он один лишь знает СВОИ намеренія". (La naissance

de Czartoryski l'aurait port'e au tr^one de Pologne sans l'Imp'eratrice Catherine. Il ne l'a pas

oubli'e; il a vou'e une haine 'eternel e aux Russes qu'il ex`ecre, `a l'Empereur qu'il trompe, `a ses

ministres qu'il m'eprise; mais, renferm'e en luim^eme, lui seul sait ce qu'il sera et ce qu'il fera) (1б).

Граф Павел Александрович Строганов был единственный сын русскаго

вельможи, любителя изящных искусств и мецената художников, графа

Александра Сергеевича, о котором Императрица Екатерина, представляя

его графу Фалькенштейну (Іосифу П-му), сказала: „рекомендую вам графа

Строганова, который уже сорок лет делает все возможное, чтобы

разориться и никак не может успеть в том» (16). Граф Павел Строганов,

человек с прекрасною благородною душею, начитанный и пріятный в

беседе, получив исключи-

80

тельно французское воспитаніе, принадлежал к числу ревностных

почитателей Мирабо и гласно изъявлял заимствованный им от запада

свободный образ мыслей. Уверяли, что, по кончике Императора Павла, он

написал Новосильцову в Лон-

ДОН. „Arrivez mon ami...... Nous al ons avoir une

constitution".—Само собою разумеется, что его ультра-либерализм был не

столько выраженіем глубокаго верованія, сколько стремленіем подделаться

под бывшій тогда в ходу тон современнаго общества. По учреждены

министерств, будучи в званіи товарища министра Внутренних Дел, при

дорожившем своею властью министре, графе Кочубее, Строганов не имел

собственнаго значенія; все его вліяніе на дела было основано на тесном

союзе с Новоеильцовым и Чарторыским, и еще более на благоволеніи к

нему Императора Александра. Непроходило почти ни одного дня, чтобы

Государь не посетил дома Строгановых. Милость его к прежнему соученику

усиливалась дружбою Императрицы Елисаветы Алексеевны к жене

Строганова, графине Софіи Владиміровне, урожденной княжне Голицыной,

одной из умнейших, образованнейших и добродетельнейших женщин того

времени. Она была горбата, весьма малаго роста, и не смотря на то,

уверяют, будто-бы Александр, еще Великим Князем, был неравнодушен к