История церкви, рассказанная просто и понятно

Халкидонский Собор не решил проблему того, как божественная природа может соединиться с человеческой в единой личности. На уровне человеческого понимания эта проблема просто противится объяснению. Библия считает явление Христа абсолютно уникальным событием. Но достоинство формулировки Халкидонского Собора в том, что она установила границы. Именно на этом Соборе была возведена ограда и прозвучала мысль: «В этих пределах лежит тайна Богочеловека». Полторы тысячи лет спустя после того, как произошло явление Христа, нам, возможно, потребуется объяснить это доступнее. Но мы не осмелимся сказать меньше, чем Церковь сказала в те далекие дни.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

Bevan, Edwyn. Christianity. New York: Henry Holt & Co., 1932.

^*Ferguson, Everett. Church History, Volume I: From Christ to Pre-Reformation. Grand Rapids: Zondervan, 2005.

Hardy, Edward R., ed. Christology of the Later Fathers. Philadelphia: The Westminster Press, 1954.

Kelly, J. N. D. Early Christian Doctrines, 5^th ed. New York: Harper, 1978. Continuum, 2000.

Prestige, G. L. Fathers and Heretics. London: S.P.C.K., 1963.

Wand, J. W. C. Four Great Heresies. London: A. R. Mowbray, 1955.

12. Изгнанники из жизни Зарождение монашества

Однажды ночью, в начале IV столетия Антоний, почитаемый египетский монах, стоял в пустыне, погруженный в горячую молитву. И сатана, созвав диких зверей со всей округи, наслал их на Антония. И когда те обступили его со всех сторон…

И с угрозой во взглядах уже готовы были наброситься на него, он смело взглянул на них и сказал им: «Если дана вам власть надо мною от Господа, подходите, не мешкайте, ибо я готов встретить вас. Но если вы изготовились и пришли по велению сатаны, убирайтесь немедля обратно в места свои, ибо я раб Иисуса Победителя». И как только святой произнес эти слова, сатана был Именем Христовым тут же изгнан прочь, точно воробей, завидевший ястреба.

Так создаются идеалы. Эти слова взяты из «Жития святого Антония», созданного Афанасием, но столь же велик и образ тысяч проповедников праведности, живших в IV столетии.

Примером христианина больше не был храбрый епископ, брошенный к диким зверям на римскую арену. Теперь это был одинокий отшельник, бросающий вызов дьяволу в покинутой всеми египетской пустыне. Мораль сцены была ясна, точно у голливудского вестерна, снятого в Додж-Сити: был Христос и был сатана, и они сражались за душу человека.

Нам в наши дни не до конца ясно, как именно воспринимать монахов. Большинство склоняется к взглядам Эдварда Гиббона, поднимавшего на смех «несчастных изгнанников из жизни общества, побуждаемых темным и безжалостным гением религиозного предрассудка». Зачем кому-то желать отказа от секса? И если в наше время и есть аксиома, она звучит так: хорошая жизнь – это просторный дом с кучей наворотов, облегчающих труд.

Даже христиане – католики и протестанты – расходятся в доводах «за» и «против» монашества. Римокатолики уверяют, что Церковь достаточно велика и для аскетов, стремящихся к духовному совершенству, и для слабых и грешных, на которых почти нет и следа благодати – и вообще, Церковь должна быть для всех, независимо от нравственных достижений или духовных ошибок.

У протестантов иной подход. Реформация XVI века нанесла монашеству тяжкий удар. Мартин Лютер, бывший монах, объявил монастырям войну. Монашество, говорили Лютер и другие реформаторы, поощряет идею двух путей к Богу, высшего и низшего. Но Евангелию ведом только один путь ко спасению – вера в Господа Иисуса Христа. Впрочем, эта вера – не мертвая; она проявляется в деятельной любви к Богу и ближнему.

Естественно, столь разные взгляды на место монашества в Церкви привели к противоречащим толкованиям в истории движения. Каждый согласен с тем, что монахи были аскетами. Они отвергли комфорт общества и искали духовных наград в самодисциплине. Они считали, что отвержение тела освобождает душу и дает ей общаться с Богом. Главный вопрос: как именно отвержение соотносится с Евангелием? Это форма спасения себя? Это праведное деяние, искупление греха, основанное на самоотвержении? Или же это истинная форма покаяния, важная подготовка к тому, чтобы возрадоваться благой вести о спасении Божьем?

Монашеский идеал