Дружно лязгнула сталь клинков о железные ножны. Еще команда — и справа рядами эскадроны тронулись через площадь. Первый дивизион пошел налево и вдоль здания Сената. Второй и третий потянулись вдоль Адмиралтейского бульвара. Дойти до самой набережной оказалось невозможно, здесь громоздилась гора крупной гальки, выгруженной с барок для постройки Исаакия и еще не перевезенной за забор. Ротмистр Пилар остановил эскадрон и скомандовал поворот на месте, лицом к площади. Теперь фронт четырех эскадронов обратился к восставшим. После перестроения вахмистру и унтеру следовало снова выехать на правый фланг. Но расстояние между крайним конногвардейцем и камнями оказалось столь малым, что выдвинуться вперед мог один Жученков, а Иванов остался за ним. Между плечами вахмистра и Панюты он опять увидел каре Московского полка и окружавший его народ, но теперь сзади серело здание Сената, на крышу которого взобрались какие-то люди.
Стоять на фланге эскадрона было неспокойно. Почти непрерывно мастеровые, разносчики и мальчишки пробирались к восставшим или обратно от них к Адмиралтейскому бульвару. Кто посмелее, проталкивался между лошадьми, другие лезли через гальку, осыпая ее под копыта коней. Подростки гоготали и свистели. Лошади шарахались, толкали соседних. Приходилось непрерывно держать их на тугом поводу, успокаивать.
— А пожалуй, первому дивизиону похуже нас приходится, — обернулся к вахмистру стоявший впереди его Лужин.
Иванов поглядел, куда смотрит корнет. По ту сторону площади, перед Сенатом, маячили конногвардейские каски — два эскадрона стояли там лицом к восставшим.
— А откуль на крышу дрова сдымают? — спросил подросток в латаном кафтане, пробиравшийся к площади рядом с конем Иванова.
— На сенатском дворе поленья складены, — отозвался другой, шедший сзади.
Иванов посмотрел на крышу Сената. Там приподнялся человек и метнул вниз что-то, верно, полено.
— Важно шваркнул! — одобрил первый подросток. — А за забором, где церкву строят, мужики собравшись. Чуть нового царя камнем не долбанули.
— Какой он царь? Константин наш царь ноне, — возразил второй. — Побегем, посмотрим самозванного, пока не пришибли.
Становилось холодно. С Васильевского острова дул резкий ветер. Мерзли ступни в стременах, не обернутых сукном, — в этом году еще не бывало морозов. Мерзли колени в суконных рейтузах, мерзли пальцы, державшие рукоять палаша. Все тело постепенно стыло в неподвижности.
Из-под ног нескольких подростков градом покатились камни. Подъехал ротмистр Пилар и спросил, что за шум, потом сказал что-то по-французски Лужину.
— Конечно, для атаки вовсе разгону нет, — отозвался тот по-русски. — Сколько тут сажень, господин ротмистр?
— Не больше полусотни, — сказал Пилар. — И притом начинается гололед, а мы на летних подковах… Но я надеюсь, что дело не к атаке идет, а чтобы окружить бунтовщиков, силу им показать. Вон наши эскадроны к мосту пошли, а Галерную пехота закрыла.
Иванов, поднявшись на стременах, опять посмотрел на ту сторону площади. Конногвардейские каски, теперь видные сбоку, двигались направо. «Хоть не будут их поленьями бить», — подумал он.
Вдруг закричали «ура», народ шарахнулся от каре восставших к Неве и на конногвардейцев. Со стороны Адмиралтейской площади к Московскому полку бежал строй солдат тоже с красными лацканами на мундирах, но с синими воротниками — лейб-гренадеры.
— Qui prendra le dessus[50] — сказал вполголоса Лужин.
Гренадеры быстро образовали новое каре вокруг московцев. Впереди, оттесняя толпу, рассыпались стрелки с ружьями «на руку».
— Еще меньше места стало для разгона, — сказал Лужин. — Теперь уж вовсе атаковать невозможно.
— Ne parle pas dans le front![51] — цыкнул Пилар, отъезжая к середине эскадрона.
— Слушаюсь, господин барон! — отозвался Лужин и совсем тихо обратился к Жученкову: — Гляди, вахмистр, кто жалует!
К каре мятежников медленно шли три священнослужителя в парчовых одеждах. Впереди два митрополита в сверкающих золотом и камнями митрах опирались на посохи. Сопровождавший их дьякон с непокрытой головой нес Евангелие в золоченом переплете. Стрелки, разомкнув цепь, пропустили их к каре. Один из митрополитов выступил вперед и заговорил. Второй только согласно кивал. Солдаты что-то отвечали. Потом сквозь строй к митрополиту вышел офицер, за ним протиснулся штатский барин, который вдруг замахал руками, закричал, криво разевая рот.
«Вильгельм Карлыч!»— про себя ахнул Иванов.
Да, это был Кюхельбекер в распахнутой шинели, в сбитой назад шляпе. А вот рядом с ним появился еще знакомый, адъютант Бестужев. Как всегда щеголем — шляпа с белым султаном, мундир туго перетянут серебряным поясом, белые рейтузы без складочки, сверкающие сапожки ниже колен.
Все по очереди говорили что-то митрополиту. Укоризненно покачав головой, он повернул обратно, за ним остальные.