История усталости от Средневековья до наших дней

Те же глубины усталости мы видим несколько с другой стороны в романе Виктора Гюго «Труженики моря», написанном в 1866 году: здесь нарастает значение психологической сферы, эмоций, удивления перед лицом добровольного сопротивления. Рыбак Жильят упорно чинит разбитый корабль, и эта работа, можно сказать, против его воли становится частью ментального мира, который оказывается сильнее его. Решимость Жильята подпитывается желанием отомстить тому, кто сломал корпус, сходни, мачту. Его ярость, движения, усилия приобретают космический масштаб. Отсюда – стремление игнорировать изнурение, отодвинуть горизонт: «Мышечная усталость всегда является той нитью, которая тянет к земле, но необычность предприятия увлекала Жильята в мир каких-то возвышенных и туманных фантазий. Порою ему мерещилось, что он ударяет молотом по туче»1258, 1259. Его жесты уходят в бесконечность. Его усталость «грандиозна», силы неожиданно приходят как будто из-под земли, неумолимая воля рабочего человека смешивается с неумолимой яростью моря, которую он хочет впитать в себя и которой хочет подражать. Жильят растрачивает себя в этом неслыханном испытании, желая понять, чтó в изнеможении сугубо индивидуального, а чтó можно разделить с кем-то.

Широко используются и другие субъективные воспоминания. Например, в тексте физиологической направленности поэтапно, шаг за шагом рассматривается усталость велосипедистов – участников двенадцатичасовой гонки, состоявшейся в 1897 году. Исследуются «впечатления», их изменения и отклонения: на седьмом часу гонки «он не видит никого, но слышит зовущий его детский голос», на восьмом часу «начинается бред. Ему кажется, что он на другой планете, а велотрек – это орбита, тренер – солнце, а газон – это плоскость эклиптики…». Позже возникает ощущение, что «в спине установлен аэрометр»1260. Взгляд изнутри, таким образом, противопоставляет иллюзии и усилия, спутанность сознания и изнеможение; появилась новая сфера, где преобладают внутренние факторы – как точные, так и приблизительные.

Изобретение переутомления

В конце XIX века появляется еще одно «ментальное» новшество, тоже очень глубокое. Оно заключается в ощущении небывалой «спешки», эквивалентом которой в физическом плане можно считать эффективность, рентабельность: в конце века в городах промышленный рост и экономический подъем вызывают особое возбуждение; во внезапно возникших новых условиях возникает новая усталость. Это небывалый источник «боли», связанной со способом существования в пространстве и во времени.

То же доказывают свидетельства очевидцев, например дневник Батиста Сандра 1880‐х годов, обнаруженный Моной Озуф в 1979-м. Это был учитель нового типа; в дневнике он не только описывал заметное место, которое занимал преподаватель в деревенском или городском сообществе времен Третьей республики, его «авторитет», его «многочисленные обязанности», роль секретаря мэрии, проведение «народных лекций», его вклад в «землеустройство», в «спрямление дорог», в работу «местной академии», в «частную переписку» и так далее, но и впервые употреблял выражение, до тех пор неизвестное, – «переутомление»1261, чувство нарастающей перегрузки, нагромождение задач, которые необходимо выполнить в ограниченный срок, иными словами, «перегрев» от ожидания, от действий, от поведения окружающих. На первый взгляд в этой констатации «перебора» нет ничего удивительного, связанного с новым статусом учителя в обязательной публичной школе. Тем не менее существуют нюансы и новшества, которыми не стоит пренебрегать. Учитель настаивает на том, что ко времени нужно относиться по-новому, на необходимости действовать быстро, быть выше проблем и принуждений, уметь противостоять мелочам. Это безусловно оригинальный подход, передающий связь между совмещением различных обязанностей, отсутствием пауз в работе, скоростью ее выполнения. Таким образом, Сандр оказывается главным свидетелем глубоких культурных сдвигов во второй половине XIX века.