История в зеленых листьях

Каждая считала другую не тем, чем она являлась в собственных глазах. Варя называла Миру нежной, а та видела себя отвратительно сорвавшейся с катушек грешницей, пробудившейся в ней за годы осознанности. И упивалась этим, отстраняясь таким образом от боли запоздалого признания, что жизнь идёт как ей вздумается, и сколько её ни планируй, как ни закаляйся, на выходе получишь нечто непредвиденное. Раньше она не желала повторять за матерью её вялые сетования, но каждая новая встреча словно затягивала в круговорот её правоты. Мира блестяще научилась смотреться едва ли не ангелом, улыбчивым, вежливым и пряным, готовым выслушать и посочувствовать. Но мало кто улавливал за этим прекрасную маскировку предельно унылого человека, боящегося остаться в одиночестве и тем не менее тяготеющего к этому. Человека, с сожалением воссоздающего себя по фотографиям весёлым подростком, обнимающимся с подругами, а не вынужденного переваривать взваленный на него обрыв информации, забивающей мозг до основания. Собственный образ отпечатался меланхоличным и вдумчивым, но этому противоречили фотографии разных лет. Потому Мира действовала по правилам, принятым в социализации, чтобы не рассориться со всеми без остатка.

– А разве нет? У тебя такой чистый взгляд.

– Я отвратительна. Сухая, обо всём судящая. Уставшая душа, не помнящая себя.

– Ты просто хочешь выглядеть востребованно, как твои кумиры. Всех интересных личностей ты считаешь ненормальными. Ты глубоко понимаешь свои косяки и то, насколько ты на самом деле чистая. И потому не желаешь что-то исправлять. Потому что и исправлять нечего.

– Есть. У всех людей есть что исправлять.

– Но разница в том, что́ надо исправлять, непропорционально велика.

– А взгляд у тебя чистый тоже. Но это не значит, что за плечами нет осадка. Это значит лишь, что мы не позволяем обидам и триггерам диктовать нам поведение или опускаться.

– Западная цивилизация щедро одарила нас пониманием, что нет счастливых семей, есть лишь те, кто неверно смотрит на них и принимает сложившийся порядок вещей без раздумий. Невозможно собрать воедино несколько разрозненных личностей, постигающих жизнь за переделами дома, и ожидать, что они придут к согласию и будут взаимодействовать без недопонимания и взаимных обид.

– И тем не менее даже моя семья, будучи такой, на выходе демонстрирует торжество альтруизма и взаимовыручки. Отец нежно заботится о бабушке… С годами они осознали что-то. Быть может, тяжесть уживаться вместе с каким-то рубежом рвёт менее больно.

Сейчас Мира поняла, почему так выделяла Варвару среди прочих – она смотрела глубже и трагичнее, чем остальные. Наверное, в силу каких-то детских причин. Они уже ходили друг с другом около темы несчастливой семьи. Благодаря этим недомолвкам и посылам, скрывающимся за намёками, Мира решила, что время пришло. Что пора уже кому-то поведать, каким на самом деле было детство залюбленной дочери двух не ладящих родителей. Спустя годы вдали у неё выработался смытый образ их пары, который при очередной встрече вновь приходил в негодность. Благодаря лютой совместимости родителей Мира не признавала перегибов. Она решила исцелить себя от того, что так беззастенчиво свалил на неё непродуманный брак слишком разных людей, где мать обожала страдать и снимать с себя ответственность, а отец без стеснения глумился. Идеальная русская семья постсоветского пространства. Просто потому, что так жили несчитанные поколения до и, если ничего не менять, будут жить после. Мать не интересовала правдоподобность, она с истинно женским воображением, роющим и вытягивающим из событий потаённый смысл, находила в людях им самим неведомые мотивы и щедро осыпала отца упрёками самого разного толка.

Мире с её возраста спорными казались многие утверждения матери, обиженной на всех и винящей мужа в своих невзгодах начиная от загубленной жизни и кончая отвалившимся колесом на чемодане. И уже с подросткового возраста, вынужденная анализировать свалившиеся на неё открытия, Мира чувствовала в этом подходе нечто ненатуральное – как-никак, а век бесправия унесла в свою могилу кипящая история человечества. Но многие продолжали за него цепляться, оправдываясь собственной безграмотностью и ленью. Добиться положения оказалось тяжелее, чем переложить ответственность за себя на кого-то, кто непременно начнёт злоупотреблять властью. Мирослава привыкла обращать внимание лишь на просвещённых людей и не могла поверить, что кто-то добровольно может регрессировать. Дочь так и не стала ни на чью сторону в затяжном и вялом споре родителей. Ей помогали устойчивый темперамент и наблюдение, что жертвы и палачи – весьма условные градации.

– Она нуждалась во мне, только когда я была маленькая. Теперь даже не предпринимает попыток сблизиться, не хочет слышать правду. Мама любит лишь беззащитных маленьких детей, но ни в коем случае не чужих, утверждая тем самым власть над ними. А со мной она будто не знает, что делать теперь.

– Матери такой титанический труд проделывают с детьми, а на них потом спускают всех собак.

Мира поджала губы, не смотря на Варю.