История в зеленых листьях

– Моя семья научила меня смотреть за пределы коробочки, в которую нас кинули на дно и залепили рот дутой мощью некогда и правда великой страны. А если не смотреть на то, что моя мать чуть не покончила с собой во время затяжной послеродовой депрессии, спровоцированной и рукоприкладством отца, моя жизнь была вполне безмятежна. Пока она не рассказала мне, я считала, что шрам у неё на животе от утюга. Ожог. Но люди любят всё опошлять и подстраивать под свою одномерную систему восприятия. Поэтому эта трагедия трансформировалась в эпизод, где мама сама, наверное, виновата. Что родилась в обществе, где это – едва ли не норма. Что виктимлейблинг – почти факт для недалёких голов, не окончивших даже техникум. Мать моя – типичная жертва Руси, которую в лучших традициях стокгольмского синдрома славит. Мне в этой стране, отодвигающейся с каждым годом всё глубже в века, потому что погрязнуть в грязи легче, чем стремиться к свету, уже душно. А Мама ежечасно критикует всё и каждого, первым делом выискивая в человеке недостатки. Особенно акцентируется внимание на неряхах и больных, хотя сама постоянно болеет и раскидывает вещи… Она похожа на Кая, видевшего мир через осколок зеркала в своём глазу.

По наитию, само собой почти вырвала из гортани, протащив по пищеводу колющим кольцом. Мира могла сколько угодно демонизировать Варю, убеждая себя, что даёт ей так много, а взамен не получает сторицы. Но один ласковый взгляд развеял все недомолвки.

20

Вытянутые глаза Вари с горечью устремились на Миру.

– Прошу, не смотри на меня так. Я – не жертва, не собираюсь устраивать истерики из-за собственных демонов и искать спасения в наркотиках. Не собираюсь относиться к другим как к дерьму, потому что не могу совладать с собой. Я переборола это. Проанализировала. Вылечилась. Делать из неровной истории взросления трагедию всей жизни – попустительство слабоволия. Тем более и мать моя не так проста, как кажется. Огромная проблема людей в том, что они забывают, отчего всё так, почему именно они такие. Они не анализируют, не задумываются. А лишь выцепляют совершённое.

– Я, например, сама не смогла справиться, – разлепила Варя уста после красноречивого молчания. – Зато теперь могу порекомендовать отличного психолога. Который не будет травить тебя стереотипами и собственным субъективизмом. Который скажет тебе, что ты ни в чём не виновата. Потому что ты продолжаешь винить себя в несложившейся судьбе матери.

– Я и так ни в чём не виновата. Я не просила рожать меня.

– Мне бы твою уверенность тогда… А людей ты видишь хорошо. Тебе надо было стать психологом.

– Такое можно сказать каждому мало-мальски наблюдательному человеку. Но здесь нужны определённый склад и терпимость, граничащая с цинизмом. А я не выношу людей – они всё разрушают. Они отпугивают. Не могу представить, что они сидят передо мной и выливают свои помои, параллельно выпрашивая оправдания и очернения кого угодно, но не их самих. Я стала сторонним наблюдателем. Да и психологи больше надумывают себе сами или собственную предвзятость обрушивают на пациента. Вплоть до того, что неясно, кто кого лечит.

– Ну нет. Хороший психолог ставит перед тобой зеркало и помогает увидеть то, что сам отказываешься или действительно не можешь. Порой очень важно услышать, что вина реально не в тебе.

– Вина редко в нас, но мы всё равно оказываемся виноваты. Потому что юдоль наша слишком наполнена капиллярами.

Варя скорбно улыбнулась, царапаясь о мнение кого-то дорогого, кто неожиданно озвучил нечто ранящее.

– Перенос вины на жертву.

– Нет! В другом контексте! Не в области бытового или материального ущемления. Просто я больше не понимаю людей, отказываюсь. Раньше мне хотелось их понимать. Наверное, к ним надо быть терпимее с летом лет, но я не могу. Вижу только, что они сами – источники собственных проблем. Раньше я добрее была. А впереди – ещё долгие годы, и я не знаю, в каком качестве выйду из этой битвы под названием «созерцание». Раньше мне нравилось наблюдать за людьми, они казались интересными. Теперь мне хочется бежать не оглядываясь.

– Знаешь, в нашем возрасте уже начинаешь понимать, что отдельные люди не виноваты. Что они просто заложники стереотипов и общественного уклада, строя, религии, менталитета. Что в них говорят только отголоски тех, кто, в свою очередь, повторяет лишь чьи-то отголоски. Что проблема вне, она опутывает нас над уровнем, а потом уже проникает в головы, где продолжает разлагать жизни. Это как споры грибов. Мы не всегда виноваты, что они в нас проросли. Но если уж исцелились – то нет нам цены.

21

Мира нисколько не верила напыщенным заверениям в вечной любви – за ними каждый раз скрывалась патологическая эгоистичность поэтов, которые после написания торжественной оды о белом платье и тотальной недосягаемости отправлялись прямиком в публичный дом.